– Многие сестры были бы тебе благодарны, – фыркнула она, – но мне разрешено говорить. Я не давала обета молчания.
– А… И другие монахини презирают вас за это?
Она опять засмеялась чисто, ясно, словно запела.
– Значит, вы давно не видели людей? Это против правил? Не бойтесь, я не скажу. Хотя Обама нынче президент США, – пошутила я. Она не ответила, и моя улыбка погасла. – Черт. Неужели вы этого не знаете? Ничего не знаете о «внешнем мире»? Похоже, быть монахиней все равно что быть во власти Большого брата[34].
Сестра Игнатиус словно вышла из транса и засмеялась опять, отчего лицо у нее стало совсем младенческим, вроде как это было с Бенджамином Батоном[35].
– Ты странная девочка, – с улыбкой произнесла она, и я очень постаралась не обидеться.
– Что это ты принесла с собой? – спросила сестра Игнатиус, глядя на книгу, которую я все еще прижимала к груди.
– А, это. – Я перестала прижимать ее к себе. – Я нашла ее вчера в… Ой, наверное, я задолжала вам книгу?
– Не глупи.
– Нет, правда. Маркус, ну тот, который работает в передвижной библиотеке, приехал позавчера. Он искал вас, а я не знала, кто вы такая.
– И поэтому ты должна мне книгу, – проговорила она, сверкнув глазами. – Дай посмотреть, чья это книга?
– Не знаю, кто ее написал. Но это не Библия и не святые тексты, поэтому она вряд ли вам понравится. – Мне совсем не хотелось отдавать книгу. – Возможно, в ней порнографические картинки, ругательства, гомосексуалисты, разведенные жены и мужья.
Глядя на меня, она поджала губы, стараясь не рассмеяться.
– Я не могу ее открыть, – пояснила я, отдавая ей книгу. – Она заперта на замок.
– Что ж, давай посмотрим. Идем со мной.
И она направилась к одному из входов в сад, аккуратно держа в руках книгу.
– Куда вы идете? – спросила я, едва поспевая за ней.
– Куда мы идем, – поправила ее сестра Игнатиус. – Повидаешься с сестрами. Они будут тебе рады. А я тем временем открою книгу.
– Ну нет.
С этими словами я постаралась догнать ее и отобрать книгу.
– Нас всего четверо. И мы не кусаемся. Особенно когда едим яблочный пирог сестры Марии. Только не говори ей, – фыркнув, почти прошептала сестра Игнатиус.
– Сестра, пожалуйста, я не умею разговаривать со святыми людьми. Понятия не имею, о чем с ними можно беседовать.
А она смеялась и смеялась, продвигаясь в своем фантастическом костюме в сторону сада.
– Что за дерево, на котором много надписей? – спросила я, стараясь не отставать от нее.
– А, ты побывала в яблоневом саду? Знаешь, говорят, что та яблоня – дерево любви, – сказала сестра Игнатиус, и ее глаза округлились, а когда она улыбнулась, на щеках появились ямочки. – Много молодых людей приходят сюда, чтобы увековечить свою любовь. – И она твердой поступью зашагала дальше, словно оставляя позади волшебную историю любви. – Плюс это хорошо для пчел. А пчелы хороши для деревьев. Фу ты, заговорила банальностями. – Она фыркнула. – Артур отлично поработал, чтобы сохранить сад. У нас самые вкусные яблоки «Грэнни Смит».
– Значит, поэтому Розалин каждый день печет три тысячи яблочных пирожков. Я уже так переела яблок, что они у меня лезут из…
Сестра Игнатиус посмотрела на меня.
– …из ушей.
Ее смех вновь напомнил мне веселую песенку.
– А как получилось, – спросила я, хватая ртом воздух, – что вас тут всего четверо?
– В наше время немногие хотят стать монахинями. Это, как вы говорите, не прикольно.
– Дело не в прикольности или в неприкольности, не в оскорблении Бога и ни в чем таком, дело в сексе. Если бы вы разрешили секс, уверена, многие девушки захотели бы стать монахинями. Несмотря на оценки, я бы тоже была с вами.
И я закатила глаза.
Сестра Игнатиус рассмеялась.
– Все в свое время, детка, все в свое время. Тебе ведь всего семнадцать, почти восемнадцать?
– Шестнадцать.
Она остановилась и внимательно, с любопытством посмотрела на меня:
– Семнадцать.
– Через несколько недель будет семнадцать, – сказала я и затаила дыхание.
– Через несколько недель будет восемнадцать. Она нахмурилась.
– Как мне ни жаль, но мне шестнадцать, правда, многие думают, что я выгляжу старше.
Сестра Игнатиус вновь посмотрела на меня, словно увидела в первый раз, и мне показалось, что я чувствую, как у нее от напряжения горят мозги. Но тут она вновь двинулась в путь. Пять минут спустя я начала задыхаться в отличие от сестры Игнатиус, и мы миновали еще несколько зданий, похожих на надворные постройки и на старые конюшни. И еще церковь.
