Возмущённый король пару раз отшлепал дочку за шалости, но та от наказаний впадала в ещё больший раж: отбивалась и шипела, как дикий зверёк, а голосила так, что королю становилось не по себе. Девочка заметила отцовскую слабость и нерешительность и стала вертеть королём, как ей вздумается.
Однажды, когда Черноглазке было всего восемь лет, король за столом рассказывал какую-то историю. Не успел он закончить, как принцесса схватила отца за бороду и заорала:
— Что ты мелешь, старикашка! Городишь всякую чушь — видно, совсем из ума выжил!
Королева вся зарделась от стыда и с ужасом посмотрела на мужа. Но король только обнял девочку за талию и, улыбнувшись, сказал:
— Что за дочка у меня — настоящий тролль!
А в пещере троллей Бьянке Марии тоже исполнилось восемь. Была она не по годам стройной и изящной, а волосы — чистое золото. Девочка росла послушной и всем старалась угодить родителям, которых считала родными, хоть иногда и удивлялась, отчего она не может любить их всем сердцем. Старый тролль души в ней не чаял и считал первой красавицей.
— У неё такие маленькие пальчики, — умилялся он, — такая гладкая кожа и такие густые золотистые волосы!
Он ласкал девочку, целовал её ручки и пищал, как крыса, чтобы позабавить её.
— Прекрати свои нежности, старый дурень! — ворчала жена.
Королевская дочка так и не пришлась ей по сердцу. Её раздражали покорность и послушание приёмной дочери: та никогда не перечила и всегда была рада помочь. Жену тролля это только злило.
— Что ты заладила: «Хорошо да хорошо»?! Никогда «нет» не скажешь, негодница!
Но Бьянка Мария на неё зла не держала и по-прежнему молча выполняла свою работу, а когда старуха сердилась — только отмалчивалась. С ранних лет привыкла она помогать по хозяйству: босиком бегала через лесную чащу за водой к ручью, который не замерзал ни летом, ни зимой. Берёзы, склоняясь над ней, шелестели так дружелюбно, а ветер так ласково насвистывал в кронах сосен, что девочка чувствовала себя в лесу как дома. Она любила всех лесных обитателей. Белки, размахивая пушистыми хвостами, спускались приветствовать ее.
— Как рано ты встаёшь! — удивлялись они и, усевшись на задние лапы, спрашивали: — Не прихватила ли ты с собой орехов или другого угощения?
Конечно, у Бьянки Марии всегда были припасены для них орехи и семечки. Белки брали лакомство прямо у неё из рук. Девочка знала всех птиц в лесу и умела различать их по голосам.
Но принцесса была добра не только с прекрасными лесными животными — даже самых невзрачных и некрасивых одаривала она своими вниманием и заботой. Когда бородавчатые жабы заползали в пещеру, сердце девочки сжималось от страха: она знала, что троллиха наверняка убьёт их, если заметит, и торопилась вынести непрошеных гостей прочь из пещеры. Жабы были тяжёлыми и скользкими, дотрагиваться до них было неприятно, но девочка брала их маленькими белыми пальчиками и шептала:
— Бедняжки! Вы же не виноваты, что уродились такими гадкими и некрасивыми. Здесь вам нельзя оставаться — матушка прибьёт вас, если заметит. Дайте-ка я лучше отнесу вас на травку.
Как-то раз жена тролля поймала двух лесных голубей, свернула им шеи и сунула в котёл с кашей. Бедняжка Бьянка Мария стояла рядом и плакала. Это взбесило старуху.
— Полюбуйтесь-ка на эту неженку! Ревёт из-за каких-то голубей! Никогда из тебя не вырастет настоящий тролль. Уж не знаю, в кого ты такая уродилась!
Конечно, жена тролля прекрасно знала в кого. Но муж строжайше запретил ей даже намекать приёмышу, что она королевская дочь.
Прошли годы, и девочкам исполнилось шестнадцать. Дочь троллей выросла красивой девушкой. Но красота её была необычной. Роста она была небольшого, но сложена хорошо. Кожа с годами посветлела и стала зелено-желтой — цвета неспелого лимона. Иссиня-чёрные волосы обрамляли лицо непослушными локонами. Большие чёрные глаза, может быть, и казались бы красивыми, если бы не взгляд — злой и угрюмый. Когда девушка злилась, они пылали огнём, так что люди в смущении отводили взоры, а когда радовалась — источали насмешку и презрение. Казалось, она на всех смотрит свысока. Чем старше становилась принцесса-тролль, тем больше портился её нрав. Она била по щекам служанок, колола булавками камеристок, помогавших ей одеваться, а когда почтенная графиня Эсмеральда осмелилась сделать ей замечание, заявила:
