Орсия!
Враг за волосы протащил по гальке её безвольное тело и выволок на берег. Существа, вооружённые посохами, остановились поодаль, словно выжидая что-то, потом обменялись жестами с чёрными меченосцами и снова исчезли в кустах.
С неистовыми гортанными криками от запруды прибежали фасы и набросились на неподвижные тела в воде. Такой жестокости мне видеть ещё не доводилось. Это было настолько ужасно, что я боялся взглянуть в сторону Орсии.
Не знаю, были ли мертвы поверженные кроганы, но фасы позаботились, чтобы ни они, ни их мохнатые спутники больше уже не поднялись. Утолив свою ярость, они направились к Орсии, которую обступили меченосцы. Один из фасов, наверное, главарь, приблизившись, уже протянул к ней свои отвратительные лапы, чтобы оттащить её за одежду и отдать на растерзание своей гнусной шайке.
Но воин в чёрном замахнулся на него мечом, и фас, отдёрнув лапы, злобно и обиженно заскулил. Ещё один взмах меча у него перед носом — и фас отскочил, скуля ещё громче, зафыркал и заскрежетал зубами, молотя по воздуху лапами и брызгая слюной себе на грудь и на торчащий бочонком живот.
По знаку своего предводителя двое чёрных меченосцев с угрожающим, надменно-презрительным видом двинулись на фасов. Помедлив мгновение-другое, те бросились врассыпную, забегали, подхватили то, что лежало в окрашенной кровью воде, и со своей страшной ношей затрусили по берегу вверх по течению. Их главарь на ходу оборачивался и, стуча себе в грудь, пронзительно вопил.
Моя рука легла на рукоять меча: я увидел, как один из чёрных воинов поднял лёгкое тело Орсии и перекинул его через плечо. Наверное, она была жива.
Я приподнялся, опираясь на валун. Их пятеро… Дать фасам удалиться… пойти за меченосцами вниз по течению… дождаться подходящего момента и…
Вдруг я обнаружил, что не могу двинуться с места!
Я мог встать на ноги, взяться за рукоять меча, повернуть голову, провожая взглядом тех, кто уносил Орсию. Они шли, не таясь и не оглядываясь по сторонам, как идут по своей территории.
Но я словно прирос к месту! Либо это проклятье наслала на меня Лоскита, либо я сам навлёк его на себя. Ведь я принял действительно важное решение — не то что там, выйти из пещеры на поиски воды или пройти мимо глыб-призраков. Решиться на такое — значило бы бросать камни удачи в стену судьбы. Последовав за чёрными меченосцами, чтобы освободить Орсию, я мог оказаться на пути, ведущем туда, где мой меч неотвратимо обагрится кровью Каттеи.
Орсии я обязан жизнью. Чем я обязан Каттее — не выразить словами. Я внутренне разрывался на части и по-прежнему не мог двинуться с места. А чёрные, унося Орсию, уходили всё дальше. Обессиленный, словно получив смертельный удар, опираясь на валун, я смотрел им вслед. Они исчезли из виду, а я всё смотрел на опустевший берег.
Затем с меня словно упали оковы, и я пошёл к месту схватки. На мелководье ещё лежало тело одного из животных, изрубленное и искромсанное, вокруг виднелись и другие следы разыгравшихся здесь кровавых событий. Я нагнулся и зачем-то поднял обломок пики крогана. Вода стекала по древку и по пальцам моей изуродованной правой руки, а я тупо смотрел, как капли падают вниз.
Лоскита сказала, никто не знает, какое незначительное решение может привести к другому, более весомому и роковому. Как она была права! Я принял одно решение — выйти из пещеры, другое — найти воду. И вот теперь должен принять третье, гораздо более серьёзное — то, которого я пытался избежать — принять его или считать себя презренным трусом. На мне проклятье, а проклятый человек двигается во мраке.
Обломок пики выскользнул из моих негнущихся пальцев и стукнулся о камень.
Они забрали Орсию с собой, значит, она жива, в этом я был уверен. Её не оставили фасам, но и не пощадят — в этом я тоже не сомневался. Я хожу, дышу, прикасаюсь к чему-то, вижу и слышу лишь потому, что Орсия однажды приняла решение. Вряд ли ей было это легко — ведь она пошла против воли своих соплеменников.
— Но Каттея? — вслух произнёс я, сам не зная, к кому обращён мой вопрос.
Где-то впереди Чёрная Башня, по-видимому, надо смириться с этой мыслью. Мне отведена какая-то роль, и я должен её сыграть.