Володя вдруг увидел рядом с Муравьем самого себя: невысокого, щуплого, курносого, с выгоревшими на солнце волосами, голубыми большими глазами с черными длинными ресницами, с двумя коричневыми родинками на левой щеке, возле пухлых губ. Он увидел себя как будто в зеркале — и это тоже было странно, как все вокруг! На Володе были защитного цвета штаны и куртка и белые, потемневшие от пыли кеды, через плечо — холщовая сумка.
Володя и Муравей медленно шли под ручку по вытоптанному муравьями бурому лугу — где-то внизу уже слышалось никогда не умолкающее бормотание реки. Набравшись храбрости, Володя спросил:
— А можно мне спросить про… одно слово?
— Пожалуйста, — улыбнулся вежливо Муравей. — Спрашивай!
Володя тут же подумал, что Муравей все время улыбается не потому ли, что это, может быть, и не улыбка вовсе, а просто такая застывшая форма челюстей, напоминающая улыбку. Это была не улыбка, а изображение улыбки, картина улыбки или, скорее, скульптура улыбки — скульптура сама по себе, оторванная от сущности муравья. Потому эта улыбка производила такое странное впечатление. Все это Володя скорее почувствовал, чем понял, и если б его об этом спросили, он не смог бы этого объяснить вам так, как объяснил это здесь я.
— Вот ты сказал — примерная личность… А что это такое? — спросил Володя.
— А ты раньше эти слова никогда не слыхал?
— Слыхал, — кивнул Володя, — от учителя в школе… и по радио… Но все равно непонятно! Я забыл!
— Такие вещи нельзя забывать! — строго сказал Главный. — Хотя… хотя для тебя это не страшно.
— Что не страшно?
— Для тебя не страшно — забыть: потому что ты и есть такая личность! И будешь таким всегда!
— Непонятно, — повторил Володя.
— А ты на себя внимательно посмотри, — сказал Муравей, — И подумай, какой ты есть… И тогда все поймешь.
Володя опять увидел себя со стороны — вихрастого мальчика с большими глазами и родинками — и опять не понял.
— А какой я есть?
— Хороший ты, вот какой! О других много думаешь, а о себе мало!
— А о ком я думаю?
— О дедушке думаешь… И помогаешь ему.
— О дедушке я думаю, — согласился Володя. — И об Алевтине тоже думаешь!
— Об Алевтине я только немножко думаю, — покраснел Володя.
— Думаешь, думаешь, — опять обернулся Муравей к Володе со своей удивительной улыбкой. — И это очень хорошо!
— Об отце ее я плохо думаю, — виновато сказал Володя.
— О Прокопе? — переспросил Муравей. — Да это так и должно быть! О плохих людях и нельзя хорошо думать!
— А о ком надо хорошо думать?
— Обо всех! Пока не узнаешь, кто из них плохой. Как узнаешь, кто плохой, — так и думай о нем плохо. И при случае не давай спуску… Понял?
Володя кивнул. Хорошо было с этим Муравьем. Просто. Не одиноко.
— Хотя — скажу тебе по секрету — ты еще не совсем примерная личность! — сказал вдруг Муравей.
— Не совсем примерная? — переспросил Володя. — Почему?
— Потому что ты один, не спросясь, пошел в гости к дедушке…
Эти слова были неожиданностью для Володи. Он даже остановился. Уже видна была быстрая река в просветах между деревьями. Там торчали из бело-голубой воды разноцветные круглолобые камни, мокрые, в пене; вода билась о них, неустанно о чем-то говоря, но Володя ее сейчас совсем не слушал — он слушал Муравья…
— Ты поступил самовольно и необдуманно! — жестко продолжал Муравей. — Примерные личности — пионеры — так не поступают!
— Но ты же сам только что хвалил меня за это! — растерянно пробормотал Володя.
— И хвалил, и ругаю! — скрипуче крикнул Муравей. — Не понимаешь?
— Нет, — прошептал Володя.
— В твоем поступке есть и хорошие стороны и плохие! С какой стороны смотреть! То, что ты такой смелый и не побоялся выйти один в тайгу, — это хорошо! За это я тебя очинно даже ценю! — Муравей так и сказал: «очинно» — в точности как дед Мартемьян. — А то, что ты никому об этом не сказал, что ты посамовольничал, — это плохо! Ведь ты непременно заблудишься!
Последнее страшное слово Муравей произнес медленно, по слогам, тихим голосом. У Володи сердце сразу упало в живот от этого слова, ноги в коленках ослабли, и он, выпустив лапу Муравья, даже присел на чудом подвернувшийся камень… Володе показалось, что этот камень подвинулся под него со стороны… Но Володя не успел даже оценить это.
