Сейчас, когда Ребекка рыдала у него на груди, она постепенно начала понимать, насколько у нее горе возобладало над всеми остальными чувствами. Выплакав свою печаль, Ребекка освободила дорогу всем остальным чувствам, и они разлились в ней, как река в половодье. Каждой клеточкой своего тела она ощущала сейчас, что создана для любви, и эту любовь подарил ей Кеннет.
Через любовь Кеннета она узнала и другую любовь – любовь своего отца, который, спасая ее, был готов пожертвовать своей жизнью. И мать тоже по-своему любила ее, может быть, не так, как того хотелось дочери, но все же любила той любовью, на которую была способна ее мечущаяся душа.
Перед мысленным взором Ребекки возник образ матери.
– Ты знаешь, Кеннет, моя мать сегодня была рядом со мной, – прошептала молодая женщина. – Я была без сознания, но я ясно ее видела. Она была легкая и воздушная, как ангел, и она пыталась спасти мне жизнь. Думаешь, такое возможно?
– Жизнь и смерть разделяет тонкая грань, Ребекка, – ответил Кеннет, нежно поглаживая ее по спине. – Когда пуля попала Фрейзеру в плечо, он выпустил тебя и ты покатилась к обрыву. Мне удалось схватить тебя, но склон был таким крутым, что мы едва держались. Мы лежали на земле, распростертые и готовые вот-вот скатиться вниз, когда подул сильный ветер. Он пролетел над нами, окутывая нас, как покрывалом. У меня сразу прибавилось сил, и я смог оттащить тебя в безопасное место. Клянусь тебе, мы были на грани между жизнью и смертью, но все обошлось. Мне кажется, это твоя мать защитила нас, спасла от смерти.
У Ребекки потеплело на сердце, и это тепло постепенно разливалось по всему ее телу, внося в душу покой и безмятежность. Она вдруг ясно поняла, что рядом с ней ее судьба. Любовь, покой и бессмертие стали явью, и их подарил ей ее корсар.
– Я люблю тебя, Кеннет, – сказала Ребекка охрипшим от волнения голосом. – Никогда не покидай меня.
Лицо Кеннета озарилось улыбкой.
– Я не могу обещать тебе, что никогда не умру, Ребекка, но пока я жив, я буду с тобой и душой и телом. Клянусь. – Он наклонился и поцеловал Ребекку в губы, прошептав: – Всегда.
Его поцелуй был подобен нектару, который вмиг исцелил ее душу и тело, переполнив их нежностью.
На смену нежности пришла страсть. Ребекка откинулась на подушки и притянула к себе Кеннета.
– Я хочу любить тебя сейчас, здесь, Кеннет. Очень прошу тебя.
Кеннет нахмурился, хотя его глаза светились нежностью.
– У тебя же болит голова, – сказал он.
– Ты поцеловал меня, и боль сразу прошла. – Ребекка стала целовать его шею, чувствуя губами биение его пульса, вкус соленого пота и жесткую щетину, отросшую за несколько дней его путешествия. – Если бы сейчас здесь был доктор, он бы подтвердил, что ты лучшее для меня лекарство.
– Будь по-твоему, маленькая бесстыдница, – сказал Кеннет, стягивая с нее ночную сорочку. – Представляю, во что превратится наш брак, если ты всегда будешь такой упрямой.
– Он будет чудесным, потому что единственное, чего я хочу, – это ты.
Одежда Кеннета полетела на пол вслед за сорочкой Ребекки. Он принялся нежно ласкать ее, обращаясь с ней как с фарфоровой куколкой, но вскоре страсть взяла свое. Страсть, которая всегда бросала их в объятия друг друга и которую они изо всех сил пытались держать в одном русле, разлилась сейчас широко и свободно, образуя огненную реку, куда устремились потоки горячей нежности, неистовых ласк, взаимопонимания и даже смеха – одним словом, всего, из чего состоит любовь. И, окунувшись в эту огненную реку страсти, Ребекка плакала снова, но на этот раз слезами радости, слезами, вызванными нестерпимым блаженством, которое ей раньше и не снилось.
После шторма наступило затишье. Они лежали в объятиях друг друга, и голова Кеннета покоилась на ее груди. В камине догорал огонь, отбрасывая на них неровный свет. Ребекка перебирала темные волосы Кеннета, накручивая на пальцы его кудри.
– Когда-нибудь я изображу тебя Вулканом, божеством огня и покровителем кузнечного дела, – прошептала она. – Ты такой же сильный и умелый.
– И его женой была Венера. – Кеннет сел, не сводя глаз с любимой и ощущая себя безмерно счастливым. – Ты похожа на Афродиту Боттичелли – такая же хрупкая, нежная и бесконечно желанная, – сказал он, целуя ее в ложбинку между грудей.
