— Все в порядке, все хорошо.
— Нам нужно что-то придумать, чтобы не потеряться в пути. В таком тумане легко растеряться, и у нас нет ни одного фонаря. Я думаю, что придется ехать рядом и очень медленно.
— Один из моих оленей очень тяжело дышит, — сказала Валентина. — Посмотри…
Бисби подошел к оленю. Бока животного судорожно вздымались и вокруг его рта была замерзшая пена. Бисби покачал головой.
— Потом мы снимем часть груза с твоих саней, Валентина, — сказал он. — Но сейчас не место для этого. Может быть, потом, на остановке.
— А куда мы отправляемся? — спросил Волков.
— В настоящий момент, — сказал Бисби, — мы двигаемся в Америку. Разумеется, сегодня к вечеру мы туда не попадем.
— А все эти люди? Куда они идут? Что с ними случилось?
— Они тоже идут в Америку. Во всяком случае, многие из них, — сказал Бисби, направляясь к своим саням.
Волков долго смотрел вслед ему, затем сел рядом с Валентиной. Солдатов тоже занял свое место. Та радость, которая охватила их после того, как они нашли друг друга, постепенно испарилась, и они очутились лицом к лицу с реальностью, жестокой реальностью. Валентина посмотрела на мужа. Лицо его было осунувшимся, смертельно усталым.
— Но! — крикнул Бисби, и упряжка рванулась вперед. Валентина тронула шестом своих оленей. Упряжка ее тоже двинулась вперед. Вскоре они уже ехали почти рядом — в десяти ярдах друг от друга. Олени шли шагом.
— Ты знаешь, куда мы едем? — спросил Стовин.
— Я думал, что моего интеллекта хватит, чтобы жить в любых условиях, горько подумал он. Но холод заморозил мой разум. Мне приходится тратить все силы на борьбу с ним.
Он еще плотнее закутался в меха и посмотрел на Бисби, который уверенно смотрел вперед.
— Я знаю, куда еду, — ответил Бисби. В голосе его было торжество.
Через два часа они уже были у подножия утеса. Острые камни торчали из-подо льда. Валентина медленно вела сани между камнями. Туман уже схлынул, и ночь была ясная и звездная. Бисби ехал вдоль утеса. Голодные олени фыркали, требуя остановки и отдыха. И наконец он нашел, что искал. Это было совершенно неожиданно для них: изо льда торчал длинный шест, завернутый в оленью шкуру. А на вершине шеста, закрепленный с помощью костей, висел ржавый котелок.
— Вот он, маркер, — сказал Бисби, останавливая упряжку. Вылезать из тепла саней на жгучий холод всегда было испытанием для Стовина. И сейчас было не лучше. И все же у него перехватило дыхание и он забыл обо всем, когда увидел в звездном свете вход в пещеру. Черная дыра в темноте. Бисби рассмеялся. Он был доволен.
— Вот оно. Сто, — сказал он. — Здесь мы проведем ночь.
— Но откуда ты знал… — начал Стовин, но Бисби перебил его. Лицо его казалось розово-красным в звездном свете.
— Я расскажу все, когда мы устроимся в пещере, — сказал он.
Откуда-то сзади донесся изумленный голос Дайаны. Все обернулись к ней. Она смотрела на северное небо, и лицо ее было освещено волшебным сиянием. Да, все небо полыхало огнями, переливающимися разными цветами.
— Посмотрите! — произнесла Дайана. На небе менялись все цвета радуги — красные, оранжевые, желтые, зеленые, голубые… Все небо над северным горизонтом было охвачено пожаром, и лед отражал разноцветные огни. Столбы пламени вонзались в небо. Внезапно все погасло на секунду, а затем вспыхнуло с удвоенным блеском. Теперь на небе извивались серебристо-алые ленты, такие яркие, что затмили своим светом звезды, И эта огненная какофония сопровождалась шелестом, потрескиванием, как будто кто-то перебирал огромные шелковые простыни. В воздухе остро пахло озоном. В этом красном сиянии лица людей казались нереальными, мистическими. Внезапно из одной ленты вырвался острый луч света, который указывал куда-то на восток, за невидимую линию горизонта.
— Северное сияние, — сказал Солдатов. Голос его был слабым, но решительным. Валентина, стоя рядом, поддерживала его.
— Я еще никогда не видела такого сияния, — сказала она.
Вскоре небо стало угасать и осталось только пульсирующее розовое сияние. Но Бисби все еще стоял, глядя на небо, откуда вырывался последний луч, направленный на землю. Лицо Бисби было одухотворенным. Он что-то пробормотал про себя, и Стовин, стоящий рядом, разобрал только одно слово — наконец.
