Волков сидел в холодном кабинете Окружного Комитета партии, который выделили ему, и беспокоился. Через стеклянную дверь он видел оставшихся работников Комитета, еще не вывезенных из Анадыря. В комнате царило смятение. Люди толпились, громко требовали чего-то, протестовали… Нет, очень слабая организационная работа, подумал Волков. Это больше похоже на осажденный город, в который вот-вот вступят вражеские войска, чем на столицу автономного округа. Округ располагался на обширном полуострове на северо-востоке Сибири и население его было 80 ООО человек. Волков взял трубку, пробуя связаться по очереди с Москвой, Магаданом и Хабаровском. Но связи не было. Он взглянул на листок бумаги, лежавший перед ним, и позвонил на аэродром. На этот раз в трубке зазвучал зуммер и через три минуты кто-то поднял трубку. Послышался хриплый голос — это не оператор, понял Волков.
— Слушаю.
— Говорит полковник Волков… Госбезопасность… Анадырь.
Обычно он никогда не представлялся так, но сейчас нужны сильные меры, чтобы заставить этих людей приподнять задницы.
— Слушаю, — повторил голос.
— Открыто движение по какому-нибудь шоссе?
Смех.
— Что имеете в виду, под «каким-то» шоссе? У нас только одно шоссе. И оно закрыто.
— Когда откроется движение?
В трубке послышался глубокий вздох.
— У нас сейчас всего шесть человек. На шоссе двухметровый слой снега. Чтобы очистить шоссе, нужно вызвать войска из Хабаровска. А снег все еще идет.
— Мой самолет на поле?
— Какой самолет?
Нужно быть терпеливым, подумал Волков. Не нужно впадать в ярость.
— Антонов, — ровно сказал он. — Мы прилетели восемнадцать часов назад. Был буран и нам нужно было топливо.
— Здесь буран не прекращается уже десять дней, — сказал голос. — Да… у нас стоит Антонов. Такие самолеты у нас редкость, так что он, наверное, ваш. Но вам от него никакой пользы. Он промерз насквозь, кроме того, у нас нет взлетной полосы, да и радар не работает.
— Почему?
— Кабели порвало ветром. Восстановить их невозможно. К тому же все операторы ушли.
— Почему?
— Офицер на радарной станции — чукча. Его фамилия Котергин. Впрочем, в этой дыре все чукчи. Вчера он собрался и ушел. Все солдаты операторы ушли с ним.
— Куда? — Волков почувствовал страшную усталость. Если бы удалось связаться с Москвой…
— Как куда? — спросил голос, — Вы не знаете? На восток.
— А вы не чукча?
— Нет. Я из Ленинграда. Если бы я был чукчей, меня бы здесь не было.
— Почему же вы остались?
— Черт бы меня побрал, если я сам понимаю.
— Посмотрите на них, — сказала Дайана. — Я никогда не видела ничего подобного. Куда это они идут?
Из окон отеля была видна улица, по которой лился поток машин, снегоходов, собачьих и оленьих упряжек… Весь транспорт был нагружен домашним скарбом, брезентовыми палатками, ящиками. В коридорах и вестибюлях отеля толпились люди, кричащие, ругающиеся, жестикулирующие. В отеле уже нельзя было достать пищи. Солдатов и Валентина в пустой кухне нашли черствую буханку хлеба и банку болгарского повидла. Этим они и позавтракали, пока ждали Волкова.
— Это почти все чукчи, — сказал Бисби. — Совсем мало эскимосов.
Дайана с любопытством рассматривала этих людей — в теплых анораках и меховых шапках. Некоторые были с непокрытыми головами и тогда можно было видеть их гладкие черные волосы, спускающиеся на лоб. Возле отеля стояли две женщины. Одна из них повернулась к окну, и Дайана увидела черные полосы на лбу, щеках и подбородке. Бисби заметил удивление Дайаны.
— Татуировка. Многие все еще делают это. Как и эскимосы. Но у эскимосов другой рисунок.
— По этим рисункам они и отличаются? На мой взгляд, и чукчи и эскимосы абсолютно одинаковы.
Бисби ухмыльнулся.
— Я плохой антрополог. Но я знаю, что в чукчах течет кровь монголов, индусов… но они не эскимосы. Впрочем, возможно, истоки у них одни. Ведь у них языки похожи, и жизненный уклад, техника охоты, обычаи.
— Неужели они еще охотятся по-старому?
— Некоторые да.
— У нас организованы рыболовные артели, охотничьи п оленеводческие колхозы, — сказал Солдатов, включаясь в разговор.
