— Я принял решение относительно того, о чем мы говорили неделю назад. Я ухожу послезавтра.
Мусса посмотрел на него. Солнце уже садилось. Ветер пустыни становился холодным, звезды загорались в небе, как алмазы.
— Ты берешь младшего, Ибрагима?
— Да. Он не выживет здесь. Мальчик не может расти без мяса.
— Верно. Ты идешь к Хуссейну, в Таманрассет?
— Да. Он брат моей матери. У него большие стада.
— Сейчас трудное время. Тебя ждет нелегкий путь. Пусть Бог хранит тебя и твоих родных.
Саид поднялся.
— Всего хорошего. Мусса.
С этими словами он вышел под холодно усыпанное алмазами небо пустыни. Холодный ветер ударил ему в лицо.
ЗИМА
Ирина Михайловна была первым человеком в Новосибирске, услышавшим поступь Танцора. Однако собаки в соседних дворах уже почувствовали его и впоследствии Ирина так и не могла сказать, что же разбудило ее — лай собак или ощущение страшной тревоги.
Она лежала возле своего мужа Николая в спальне, в маленьком двухэтажном домике на левом берегу великой реки Оби. И ее, непонятно почему, охватила безотчетная дрожь. Привычные огни речного ледокола, отражаясь ото льда, медленно плыли по белому потолку над ее головой. Этот приземистый угловатый труженик выполнял свою обычную работу — расчищал в реке, скованной льдом, канал. И затем звук… да, да, грозный, отдаленный рев. Ирина вскочила с постели и подбежала кокну. На другом берегу Оби сквозь пелену медленно падающего снега она видела фонари вдоль улицы Свердлова, видела место, где она пересекается с Красным проспектом. Ирина взглянула на часы. Четыре тридцать… Еще целых два часа. Кажется, шум становился все ближе и громче…
— Николай, — позвала она.
Муж сонно повернулся в постели.
— Николай, творится что-то странное. Послушай. Ник… о…
В нарастающем крещендо рева дом затрясся, как сделанный из картона. Фотография отца Николая, где он был запечатлен в форме офицера Пятой Гвардейской Танковой армии, упала со стены, чашки в дубовом буфете задребезжали, оконные рамы треснули и двойные оконные стекла посыпались в сибирскую ночь. Морозный воздух при температуре двадцать градусов ниже нуля хлынул в комнату.
Ирина отшатнулась от жгучего холода, и в этот момент к окну подскочил Николай.
— Смотри… смотри… что это?..
Николай схватил ее.
— Отойди от окна, Ирина.
Она в ужасе приникла к нему, но осталась возле окна. Огни ледокола исчезли. Улица Свердлова и Красный проспект не были видны. Длинная линия фонарей Обского моста мгновенно погасла, и в этот момент Николай и Ирина увидели Танцора.
Он возвышался над Обским мостом, гигантская белая колонна, вонзающаяся в ночное небо и крутящаяся так быстро, что вращение ее почти не было заметно. Пульсирующий рев продолжал сотрясать дом, и на его фоне Николай и Ирина услышали слабый умирающий звук сирены ледокола, который резко оборвался на каком-то визге. И теперь они услышали новый звук: оглушительный скрип и скрежет. Это огромный мост проседал под колоссальной тяжестью Танцора. Он медленно и неуклонно разваливался, рвались толстые железные балки и все это падало вниз, пробивая лед и опускаясь на дно реки.
Оглушенные Ирина и Николай увидели, что там, где только что стоял мост, образовалась гигантская стена изо льда. Больше не было улицы Свердлова и Красного проспекта, не было правого берега Оби. Вся эта часть Новосибирска превратилась в монолитный блок льда. Снег повалил гуще, и они могли видеть лишь зловещий силуэт Танцора, который двигался по направлению к центру города.
Ирину всю трясло, и Николай почти на руках отнес ее в другую комнату и закрыл дверь, чтобы сюда не проникал холод. Откуда-то с улицы доносились слабые крики.
— Мост исчез, — сказал Николай. — Сейчас, вероятно, формируются спасательные команды. Я должен…
Он в нерешительности замолчал. Ирина подняла голову.
— Спасательные команды? — сказала она. Голос ее казался надтреснутым. Она тщетно пыталась скрыть страх. — Зачем? Ты видел, что случилось?
— Что? — глупо спросил он.
— Город! — взвизгнула она. — Город погиб. Все погибли. Все погибло. Теперь ничего нет. Новосибирска нет.
— Но не может быть… — начал Николай, но она затрясла головой.
