– Дяденька, вы знаете мой язык?
– Сколько тебе лет, девочка?
– Семь.
А выглядит на четыре года. От недоедания? Вполне вероятно.
– Когда умерли твои родители?
– Три года назад. Их убили.
– Как ты уцелела?
– Меня забрала женщина. Пожалела. Не дала убить. А вы… – Девочка умолкает, но на её лице я вижу невысказанный вопрос: «… меня не убьёте?»
Отрицательно мотаю головой. И думаю: как же мало мы знаем о саури. Скажем, задержка в развитии. Физическом, но не умственном. Их исключительная память. Впрочем, последнее как раз известно. Так что неудивительно, что ребёнок не забыл родную речь.
– Не бойся. Твои беды закончились, и я думаю, моя жена будет рада иметь дочку-соплеменницу…
– Ваша жена?
– Она такая же, как ты, малышка. – Спохватываюсь, ласково глажу её по светлой головке: – Хейе, хейе, юмино…
«Ешь, ешь, девочка…» Маленькая саури снова берётся за ложку. Как же она голодна! Если я привезу её в Парду, может, Ооли простит меня?…
– Как тебя зовут, малышка?
Та с набитым ртом, не оборачиваясь, произносит:
– Аами.
– Почти как меня. Можешь звать меня папа Атти.
– Аати?
Двойное фиорийское «т» ей с первого раза не даётся. Я мягко поправляю её, и вторая попытка более удачна.
– Папа Атти?
– Марри Атти…
Она вздрагивает. Отставляет ложку в сторону. Затем соскальзывает с моих ног, ухватывает свою повязку, закрывающую её лицо и острые ушки, повязывает.
– Шамьи.
Что значит «Спасибо».
– Разве ты наелась? И куда ты пойдёшь?
Она молчит. Потом отвечает:
– Куда-нибудь.
Шурика с удивлёнными глазами смотрит на нас обоих, как мы между собой общаемся на совершенно незнакомом ей языке.
– Ты станешь моей дочерью.
Девочка настороженно молчит.
– Вы обманываете. Я не могу стать вашей дочкой. Мы – разные.
Ого! Видимо, этому её успели научить…
– Можешь. Так что оставайся. Мы скоро возьмём Кытх и уедем отсюда в другое место, в мою страну Фиори. Моя жена очень добрая женщина, которая будет любить тебя как родную. А других детей у нас нет. Так что ты будешь нашей любимой дочкой.
– У вас нет детей, потому что вы – разные?
Улыбаюсь в ответ:
– Совсем нет. Просто мы поженились слишком поздно, мне пришлось уехать на войну. – Надеюсь, ей понятно. – Останешься?
– А вы меня не обманете?
– Я – владетель. Моё слово крепче камня.
– Мне снова придётся всё время прятаться?
Отрицательно качаю головой:
– Нет. В Парде, так зовётся мой дом, точно нет. А здесь к тебе привыкнут. Быстро.
Аами колеблется. Ей и хочется поверить, и одновременно ребёнок-саури боится. Видимо, жизнь у неё была не сахар. Естественно! Если её родителей убили… Да и неизвестно, каково ей было у той женщины, что пожалела её. То, что жилось нелегко, – понятно. Привычка прятать лицо. Недоверчивость и настороженность. М-да… Придётся попотеть, пока она снова станет нормальным ребёнком.
И тут вмешивается Шурика, что-то произнося на тушурском наречии. Вот уж действительно – дети усваивают новое гораздо быстрее взрослых! Два месяца при нас – а уже болтает на всеобщем почти свободно. Саури вздрагивает, чуть наклоняет голову под покрывалом к плечу, смотрит на меня недоверчиво. А маленькая тушурка переводит:
– Я сказала, что ты добрый и очень хорошо ко мне относишься.
– Спасибо, Шурика…
– А на каком языке вы с ней разговаривали, дядя?
– В моей стране живут такие, как она. И я знаю их наречие. Моя супруга из её племени…
– У-у-у… – тянет внучка доктора.
Но тут появляется запыхавшаяся Гуль, её новоиспечённая бабушка. При виде двух девчушек со мной она застывает на месте, потом испуганно кланяется, но я машу рукой:
– Ты вовремя! Иди сюда.
Молодая женщина несмело приближается, и я показываю ей на саури:
– Её зовут Аами.
Женщина удивлённо вскидывает на меня глаза, а я продолжаю:
– Девочка – сирота. И я забираю её к себе. Станет моей дочкой. Так что, если Шурика будет теперь пропадать у меня в шатре – не волнуйся…
Гуль краснеет, немного отступает назад, снова кланяется…
– Мне нужно, чтобы ты подобрала Аами что-нибудь из одежды на первое время. Пока не сошьют новое. Ещё нужно девочку отмыть. Без лишних глаз.
Женщина кивает. Она старается обходиться минимумом слов, наверное, плохо знает всеобщий. Впрочем, удивительно, что он ей вообще известен. Тушурцы не поощряют обучение своих женщин чему-либо, кроме готовки и шитья…
