Примерно через час Стив Мэдден уверенным шагом вошел в биржевой зал. Я подумал, что такая походка бывает только у людей, у которых все под контролем, у тех, кто собирается вот-вот продемонстрировать первоклассное шоу. Но стоило ему только выйти вперед и повернуться к биржевому залу – боже, какое у него было лицо! Он был просто в панике!
А как он был одет!Это было просто смешно. Он выглядел как разорившийся тренер по гольфу, дающий частные уроки за две пинты пива и билет на метро до ближайшего притона. По иронии судьбы Стив занимался модным бизнесом и был одним из самых модных обувных дизайнеров на планете. Он был весьма эксцентричным дизайнером и страшно выпендривался: расхаживал по улицам, держа в руках туфли на совершенно жуткой платформе, и объяснял всем, кто хотел или не хотел его слушать, почему именно о таких туфлях будут мечтать в следующем сезоне все девочки-подростки.
Но сейчас на нем был помятый синий блейзер, висевший на его тощих плечах, как кусок дешевой парусины. Остальное было не лучше: серая растянутая футболка и обтягивающие джинсы «Ливайс», причем и футболка, и джинсы были в пятнах.
Но оскорбительнее всего выглядели его туфли. Вообще-то от того, кто пытается выдать себя за настоящего дизайнера обуви, можно ожидать, что ему хватит воспитанности хотя бы на то, чтобы почистить свои чертовы ботинки в тот день, когда акции его компании выходят на биржу. Но Стива Мэддена это не касалось: он щеголял в дешевых коричневых мокасинах, и гуталин не касался их с того самого дня, когда ради кожи, из которой они были сделаны, был забит теленок. И, конечно же, остатки его клочковатых рыжеватых волос были собраны в хвостик и стянуты резинкой, а сверху нахлобучена его фирменная ярко-синяя бейсболка.
Стив с явной неохотой взял микрофон с подставки и произнес несколько «гм-гм» и «кх-кх», подав тем самым ясный сигнал о том, что он готов начинать представление. Стрэттонцы медленно – вернее,
оченьмедленно – отключили телефоны и откинулись на спинки кресел.
И тут я неожиданно почувствовал слева от себя какую-то неприятную вибрацию – что-то вроде мини-землетрясения. Я повернулся…
Боже! Это был толстый Хоуи Гельфанд.Все его четыреста фунтов, и ни унции меньше!
– Привет, Джей Би, – сказал толстый Хоуи, – я хочу, чтобы ты оказал мне услугу и продал еще десять тысяч лотов Мэддена. Ты ведь сделаешь это для своего дяди Хоуи?
Он расплылся от уха до уха, потом наклонил голову и положил руку мне на плечо, как будто хотел сказать: «Ну мы же приятели, правда?»
Надо сказать, что мне действительно нравился толстый Хоуи, хоть он и был просто толстым ублюдком. Но дело не в этом. Вообще-то каждый лот нового выпуска стрэттонских бумаг был дороже золота. Достаточно просто посчитать: в каждый лот входила одна обычная акция и два купона облигаций – A и В. Каждый купон давал их обладателю право купить еще одну дополнительную акцию по цене чуть выше цены официального предложения.
В данный конкретный момент цена официального предложения составляла четыре доллара за акцию, купон А давал возможность купить по четыре сорок, а купон В – по пять долларов. Когда цена акций поднимается, одновременно с этим возрастает и ценность купонов. Так что прибыль получалась фантастическая.
Типичный новый выпуск «Стрэттон» состоял из двух миллионов лотов по четыре доллара каждый, что само по себе было совсем неудивительно. Но ведь на этом футбольном поле играли молодые стрэттонцы – они улыбались, набирали телефонные номера, хватали своих клиентов за горло, и спрос начинал невероятно превышать предложение. Это означало, что, как только бумаги будут выброшены на рынок, цена каждого лота возрастет как минимум до двадцати долларов. Так что продать клиенту
сейчаспакет из 10 тысяч лотов означало сделать ему шестизначный подарок: на каждом лоте, который он получал по цене официального предложения, клиент мог после начала торгов рассчитывать получить на вторичном рынке
в десять раз больше…
– Хорошо, – пробормотал я, – ты получишь дополнительные десять тысяч, потому что я тебя люблю и знаю, что ты мне предан. А теперь иди и начни сбрасывать вес, пока тебя инфаркт не хватил.
