– Эллиот! Немедленно очнитесь! – и стал немилосердно трясти его за плечи. – Эллиот, я доктор Барт Грин, и я приказываю вам перестать валять дурака и немедленно открыть глаза! Вас ждет жена! Она хочет видеть вас!
И после этих простых слов – и несмотря на то, что большинство мужчин предпочли бы умереть, чем вновь увидеться с Эллен, – Эллиот послушно выполнил команду Барта и открыл глаза. В следующую секунду работа его мозга возобновилась в нормальном режиме. Я огляделся – все врачи и медсестры разинули рты от изумления.
И я тоже. Это было чудо, сотворенное чудотворцем! От удивления я стал качать головой и краем глаза заметил большой шприц, наполненный прозрачной жидкостью. Прищурившись, я прочитал этикетку:
морфий. Очень интересно. Зачем морфий умирающему человеку?
Неожиданно меня охватило острое желание схватить шприц с морфином и тут же вмазаться. Я даже не успел понять, почему возникло это желание. Я был чист уже почти месяц, но теперь это не имело никакого значения. Украдкой оглядевшись, я увидел, что все медики склонились над Эллиотом, все еще ошеломленные таким замечательным поворотом событий. Бочком подкравшись к металлическому поддону, я схватил шприц и сунул в карман шортов. Кажется, никто этого не заметил.
Уже в следующее мгновение я почувствовал, как карман становится горячим… очень горячим… Господи Иисусе! Морфин буквально прожигал мне дыру в кармане! Я должен был немедленно вмазаться!
– Это самое невероятное из того, что я видел в своей жизни, – сказал я Барту. – Пойду сообщу всем эту радостную новость!
Когда я рассказал собравшимся в приемном покое, как Эллиот чудесным образом вернулся к жизни, Эллен стала плакать от радости и обнимать меня. Я с трудом избавился от нее, сказав, что мне срочно надо в туалет. Когда я уже уходил, Герцогиня схватила меня за руку и спросила:
– С тобой все в порядке, милый? Что-то ты неважно выглядишь.
Улыбнувшись жене, я ответил:
– Со мной все в порядке. Просто мне нужно в туалет.
Завернув за угол, я рванул к туалету не хуже спринтера. Распахнув дверь, влетел в одну из кабинок и заперся. Потом вынул шприц, спустил шорты и отклячил зад, чтобы вмазаться. И тут – о ужас!
У «шприца» не было поршня!
На самом деле это была одна из тех новомодных безопасных упаковок, которыми можно уколоться, только вставив их в специальное приспособление. У меня в руках был бесполезный флакончик морфия с иголкой… но без поршня! Какой облом! Я с тоской смотрел на флакон… и тут меня осенило!
Натянув шорты, я помчался в магазин подарков на другой стороне улицы, купил там леденец «чупа-чупс» и снова заперся в туалете. Стянув шорты, я воткнул иглу в ягодицу, потом взял палочку от леденца и, пользуясь ею, словно поршнем, выдавил в мышцу все содержимое флакона до последней капельки. И сразу внутри меня словно взорвался пороховой бочонок!
О боже! Должно быть, я попал прямо в вену, потому что вставило меня невероятно быстро. Я упал на колени, во рту резко пересохло, внутренности обожгло словно кипятком, глаза горели огнем, в ушах гудел колокол Свободы, анальный сфинктер напрягся, словно кожа барабана, а это всегда было для меня верхом блаженства!
Так я и сидел на полу туалета – герой со спущенными шортами, и в заднице у меня торчал шприц. Через некоторое время я сообразил, что Герцогиня, должно быть, волнуется, раз меня так долго нет.
Через пару минут я уже шел по коридору в сторону приемного покоя, где ждала меня Герцогиня, и тут меня неожиданно окликнула какая-то пожилая еврейка:
– Сэр?
Я повернулся к ней. Она, нервно улыбаясь, ткнула пальцем в мои шорты и сказала:
– Там у вас сзади… посмотрите на свой зад!
Оказалось, я так и шел по коридору с торчавшей в заднице иглой – словно раненый бык, в которого матадор только что воткнул бандерилью. Я улыбнулся доброй старушке, поблагодарил ее, выдернул шприц, бросил его в урну и снова направился к приемному покою.
Увидев меня, Герцогиня улыбнулась. Но тут у меня потемнело в глазах и…
Черт побери!
Когда я очнулся, я сидел на пластиковом стуле. Надо мной склонился средних лет доктор в зеленом хирургическом облачении. В правой руке он держал флакон с нюхательной солью. Рядом с ним стояла Герцогиня. Она больше не улыбалась.
