– Садись.
Подчинилась.
Мужчина вздохнул, подвинул ей кружку с горячей наттой.
– Пей, девочка.
Взяла, не понимая, что происходит.
Офицер снова вздохнул, потрогал зачем-то грязную повязку на голове. Коснулся большого засохшего пятна крови на виске, поморщился.
– Ты, девочка, уж прости нас за то, что было вначале…
Это верно. После того как, подобрав у стен крепости, её привели в чувство и расспросили, посчитав беглянкой, одежда говорила сама за себя, то засунули в карцер, где пришлось просидеть на хлебе и воде почти неделю. Потом, когда всё подтвердилось, выпустили. Поскольку девать её было некуда, командующий фортом своей властью отправил её на кухню. Пришлось мыть посуду, чистить котлы, отчищать разделочные доски, таскать мусор. До недавних событий, когда вдоль стен крепости, обтекая её с обеих сторон, нескончаемой чередой потекли беженцы. Внутрь форта их, естественно, не пускали. Военный объект. Да и вдруг какой-нибудь вражеский отряд под видом беглецов внезапным ударом изнутри захватит укрепление? Так что тут каторжница была согласна с принятым жёстким решением.
Вода у беглецов была – её спускали со стен в бочках. Продуктами, по мере возможности, тоже делились. Глядя на бесконечную ленту шагающих с узлами и мешками людей, несущих на себе детей, повозок практически не было, она видела лишь страх и безысходность бегства. Лошади в Фиори остались лишь в очень редких частях армии. По слухам, даже сам Неукротимый ездил в какой-то самобеглой коляске, приводимой в движение неведомой силой. Впрочем, монахи Высочайшего этого не осуждали, так что народ просто дивился, но молчал. Иногда к воротам подходили мужчины, молодые или старые. Просились внутрь, требовали оружие. Таких, опросив, иногда пускали. Чаще, впрочем, гнали прочь.
На вторые сутки поток беженцев иссяк, зато появились столбы дыма на горизонте… А потом к стенам форта подошёл первый отряд врагов. Рёсцы. Плоские лица под железными шлемами. Грубые доспехи. Низкорослые, но выносливые кони. Со стен дали залп из ружей, и те унеслись прочь, оставив пару тел, распростёртых на стылой земле. Разведчики быстро обшарили мертвецов, потом сбросили в ближний овраг. Ничего конкретно не узнали. А час назад дальние дозоры выпустили чёрный дым – враг на подходе…
Комендант вновь тронул свою повязку, неожиданно пожаловался:
– Видишь? Единственная стрела, и та мне досталась.
– Вы живы, сьере. А это главное, – ровно ответила она, так и не понимая, чего тот хочет.
Мужчина опять вздохнул:
– Ты прости, девочка. Но тебе придётся уйти. Сейчас. Спустим на верёвке со стены, и пойдёшь.
– Почему?!
Услышанное было совершенно неожиданным. Фиори опять избавляется от неё?!
Губы коменданта дрогнули. Он вдруг подвинул к ней большой сложенный лист, раскрыл:
– Знаешь, что это такое?
– Чертёж земель.
– Верно! Не простая ты каторжница, ой не простая… Ладно. Смотри. Вот – мы. – Толстый, с аккуратно обрезанным ногтем палец ткнул в небольшую точку. – Наш двенадцатый форт. Запомнила?
– Да, сьере.
– А теперь смотри сюда. – Рука переместилась к краю. – Идя по этой дороге, выйдешь к насыпи. Это строят… – поправился: – Точнее, строили железную дорогу. Если к нам пойдёт помощь, то только по ней. Ясно?
Кивнула.
– До насыпи – двадцать лиг. А там как повезёт. Или наши раньше подойдут, или ты до города доберёшься. Первым на пути будет Гархаар. Если получится так, потребуешь отвести тебя к военному коменданту и передашь ему это. Либо любому командиру по пути, – теперь подвинул небольшой пакет, запечатанный. – Сохрани его. А если попадёшь в руки врага, постарайся, чтобы он не получили его. Порви, сожги, съешь, наконец. Иначе умрёшь.
– Я понимаю, сьере. Но смогу ли? И как важен этот пакет? Его нужно доставить срочно? Или не очень?
Офицер вздохнул:
– Без разницы когда. Даже если он попадёт по назначению через год.
Кивнула. Забрала бумагу, сунув, без тени смущения, за вырез полосатого платья каторжницы.
– Сделаю. – Затем что-то мелькнуло в её глазах: – А… вы? Форт?
Лицо лейтенанта стало жёстким. Он глухо произнёс:
– А мы будем умирать, девочка. Для того здесь и стоим.
