— Товарищи! — кричал председатель колхоза, Скобин Эдуард Степанович.
Утром Первого мая небо окрасилось в красный цвет — цвет советского знамени, что не могло не радовать рабочих и крестьян поселка. Глаза сверкали, руки держали транспаранты и флаги. Над небольшой площадью летал дух равенства и братства, предвещающий скорую победу над капитализмом.
— С праздником весны и труда вас, товарищи!
— Ура! — радостно закричали демонстранты.
— Ура! — орали Владимир Егорович, Тамара Егоровна и Алексей Денисович.
Все трое были счастливы, радостны и полны решимости догнать и перегнать все на свете. Были молодыми. Тамара махала воздушными шарами, которые ветер пытался вырвать из рук и унести в социалистический Китай. Или на Кубу. Такие ветры, решительные и дерзкие, в те времена гуляли по все стране.
Как только шум над площадью утих, председатель достал из кармана пиджака листок и, бросив короткий взгляд на земляков, принялся докладывать о результатах, с которыми колхоз пришел к сегодняшнему дню.
— Не буду скромничать, но нам есть чем похвастаться перед районом, — начал Эдуард.
По площади пробежали сыновья Тимофеевых и Васильевых, два сорванца, судьбу которых весь поселок уже решил — сядут. Славка Тимофеев прижимал к груди мешок с чем-то громоздким, похожим на гитару. Мишка Васильев прикрывал тыл своим худеньким тельцем.
— А ты чем можешь похвастаться? — толкнул Володя локтем Алексея в бок, глядя вслед убегающим пацанам, — Сколько душ человеческих спас за пятилетку?
— За свою работу я буду отсчитываться перед другим председателем, — улыбнулся Алексей.
— Это который всем председателям председатель? — подмигнул Володя.
— И всем генсекам генсек.
— Тихо вы! — зашептала Тамара и отвесила брату подзатыльник.
— Ой, да ладно, — отмахнулся тот, — Светлую Пасху все отмечают. А председатель в первую очередь.
— Слава Богу, сейчас не тридцатые годы, — поддержал друга Алексей.
— Каждому разговору свое место, — гнула свое Тамара, — вот приду к тебе в церковь и начну про Анжелу Дэвис рассказывать.
— Бог всегда все видит, — ответил Алексей, — а председатель — нет.
— Но мы-то с вами видим, товарищи, — донесся голос с трибуны, — что есть еще среди нас темные люди. Темные и неграмотные. Верующие в рай небесный и потусторонние, всякие там, силы. Да-да, товарищи. И вы все прекрасно знаете, о ком я говорю.
— Охренеть, — изумился Володя.
— В себя надо верить! — надрывался председатель, — В себя и в товарища! А в неземные чудеса верят только недобитые, враждебные нам, элементы!
Люди в толпе озирались в поисках «враждебных элементов», а находя, тут же отводили взгляд.
— Сейчас восьмидесятые или, все же, тридцатые? — удивленно спросил Алексей. — По-моему, командира немного занесло.
— И мы не позволим…
— Вчера же с ним обсуждали размежевание четвертого участка, — с горечью пробормотал Володя.
— Работа такая, — отозвался Алексей.
— …на двадцатом седьмом съезде ЦК КПСС…
— Что теперь будет? — прошептала Тамара.
— Да ничего не будет, — спокойно ответил Алексей.
— Еще как будет, — пообещал Володя, стиснув зубы.
— С праздником, товарищи! Ура!
— Ура! — восторженно подхватила половина демонстрантов.
Остальные промолчали. Друзья оглянулись и увидели, что толпа от них отдалилась — они стояли в круге как сочувствующих, так и не очень, земляков. Ветер выхватил шарики из рук Тамары и понес их в социалистический Китай. А может — на Кубу. Кто их поймет, эти ветра?
Вечером в калитку председателя постучали громко и уверенно.
— Степаныч, выходи! — донеслось с улицы, — Предатель!
— Это кто предатель? — возмутился хозяин и рывком открыл калитку. Как оказалось — зря.
Володя схватил его за грудки и прижал к забору.
— Тридцатые годы, говоришь? — заорал он, — Тридцатые?!
Алексей стоял рядом, даже не пытаясь успокоить разгневанного друга.
— Мы же вчера с тобой! Обсуждали! Как друзья! А сегодня что?
— Да отстань ты! — крикнул Эдуард и оттолкнул собеседника.
Володя сделал два шага назад и насупившись с презрением разглядывал «предателя».
