Необычайные будни телепата
Из гастролей по Японии, Бразилии и Аргентине Вольф Мессинг вернулся в Европу в 1921 году.
В России за это время произошла революция, победила власть рабочих и крестьян. Мессинг радовался, что отменена черта оседлости и евреи получили равные права с людьми других национальностей. Смущала лишь мысль о том, как его полуграмотный отец и другие крестьяне, даже не слышавшие о многих науках, не знакомые с банковским делом и промышленным производством, станут управлять огромным государством.
Странное впечатление произвел на Вольфа рассказ его бывшего преподавателя из Вильнюсского университета, который к моменту их встречи работал в Каунасе. Он навестил своих родных в Варшаве, зашел на выступление Мессинга, и когда заговорили о революции в России, то поведал своему бывшему ученику, что главный большевик Ленин выслал из страны около пятидесяти лучших ученых, писателей и философов. Среди них был религиозный философ и историк Лев Платонович Карсавин – имя, известное в мировых гуманитарных кругах. Карсавину предложили преподавание в Кембридже и Каунасе. Он ответил в газетном интервью, что в Кембридже и без него много хороших ученых, а Каунас ближе к родине и там пекут черный хлеб, делают холодные борщи. Поэтому он выбрал Каунасский университет. Новых коллег Карсавина поразило его неуемное стремление как можно быстрее выучить литовский язык, и при этом не на уровне лаба дене (добрый день), не для разговорного обихода, а глубоко и серьезно. Сейчас он уже поправляет некоторых литовцев, пишущих с ошибками на родном языке. Блестящий ученый. Остроумнейший человек. Как от такой незаурядной личности мог избавиться СССР, если он желает процветания науки и культуры, если собирается по всем статьям обогнать другие государства? Вольф напрягся, но не сумел увидеть будущее новой страны, оно выглядело противоречивым, и в нем преобладал красный цвет – цвет то ли знамени, то ли крови, то ли того и другого вместе…
Вольфу исполнилось 23 года, и его призвали в армию. Он, как и другие новобранцы, участвовал в военных учениях, и, хотя офицеры знали, что в их части служит известный на весь мир артист с феноменальными телепатическими способностями, поблажек ему не делали. Иногда, будучи под хмельком, с ним был рад пообщаться любвеобильный капрал. Он задавал вопросы, в основном касающиеся женского пола, интересовался, чем отличаются японки от польских девушек. «И неужели аргентинки день и ночь танцуют танго? А в кровати после этого могут?» – выпучивал он глаза. «Могут, – шутливо отвечал Вольф, – если кровать двуспальная». Выслушав рассказ Вольфа о темпераменте бразильянок, капрал скорчил недовольную гримасу: «Они способны разложить армию. Разве после их любовного буйства солдат поднимется на поверку? Пойдет в бой? Природа рассудила справедливо. Полякам нужны прекрасные и нежные пани!»
По окончании военной службы Вольф снова вернулся к опытам. У него появился новый импресарио – господин Кодак, лет пятидесяти, очень деловой человек. Условия нового договора позволили Мессингу зарабатывать больше, чем у Цельмейстера, и скопить приличную сумму денег, в дальнейшем позволивших ему спасти свою жизнь. При этом он не забывал помогать отцу, братьям, послал деньги на памятник маме, на подарок племяннице Марте – только что родившейся у старшего брата дочке.
Кодак определил маршрут выступлений: Берлин, Париж, Лондон, Рим, снова Берлин, Стокгольм… Несмотря на уплотненный график работы, Мессинг старался совершенствовать прежние опыты, придумывал новые, расширял и разнообразил программу. В Риге он ездил на автомобиле по узким улочкам ныне Старого города с крепко завязанными черным полотенцем глазами, руки лежали на руле, ноги – на педалях. Управлял же машиной опытный водитель, сидевший рядом и мысленно отдававший ему приказы. Разумеется, после увиденного рижане толпами устремлялись в зал, где по вечерам выступал Мессинг.
Крутые повороты на старинных улочках, быстрые и неожиданные приказания требовали от Вольфа необычайного напряжения, и он выполнял их без единой помарки, которая могла привести к аварии, посрамлению телепата и даже к срыву гастролей. Кстати, потом Мессинг ни разу не садился за баранку автомобиля. Он был равнодушен к технике, в отличие от многих фокусников, использующих ее в своих трюках. Мессинг, мог купить не один автомобиль, но даже не думал об этом, считая, что без него вполне можно прожить, и не желая выделяться среди своих сограждан. Единственная роскошь, что он себе позволил, – это крупный перстень, с которым выходил на сцену.
