Как уже говорилось, он был посажен под замок, но сумел бежать, загипнотизировав своих тюремщиков. В принципе в этом нет ничего невероятного, хотя не исключено, что и этот эпизод своей жизни Мессинг выдумал или взял из какого-нибудь романа. Во всяком случае, ему удалось покинуть столицу и укрыться в сельской местности, где немецких войск почти не было. Он писал: «Из Варшавы меня вывезли в телеге, заваленной сеном. Я знал одно: мне надо идти на восток. Только на восток. К той единственной в мире стране, которая одна — я знал это — сможет остановить распространение «коричневой чумы» фашизма по земному шару. Проводники вели и везли меня только по ночам. И вот наконец темной ноябрьской ночью впереди тускло блеснули холодные волны Западного Буга. Там, на том берегу, была Советская страна.
Небольшая лодчонка-плоскодонка ткнулась в песок смутно белевшей отмели. Я выскочил из лодки и протянул рыбаку, который перевез меня, последнюю оставшуюся у меня пачку денег Речи Посполитой:
— Возьми, отец! Спас ты меня.
— Оставь себе, пан, — возразил рыбак. — Тебе самому пригодится. Эх, и я бы пошел с тобой, если бы не дети!.. Чемоданчик не забудь.
Я пожал протянутую мне руку и пошел по влажному песку. Пошел по земле моей новой родины. Пошел прямо на восток».
Если Мессинг покинул Варшаву в конце сентября, то путь до границы, даже самый медленный и осторожный, никак не мог занять у него больше месяца. Вероятно, он добрался до Буга не в ноябре, как писал в мемуарах, а еще в октябре. К тому времени на границе скопилось большое число беженцев; в СССР их не пускали, опасаясь шпионажа, поэтому многие пытались пересечь границу нелегально. Таких было велено задерживать и отправлять в качестве спецпереселенцев в отдаленные районы страны. При этом немцы не только не мешали беглецам, но и насильно отправляли многих из них, особенно евреев, на советскую территорию. Советские пограничники, в свою очередь, прогоняли их назад в Германию.
Мессингу удалось избежать подобных мытарств — хотя он проник в Советский Союз нелегально, но, по-видимому, добровольно явился в комендатуру, что спасло его от ареста. До официального присоединения Западной Белоруссии к СССР в ноябре 1939 года к беженцам относились менее придирчиво, и безобидный на вид еврей, к тому же называвший себя профессором и артистом, вполне мог получить вид на жительство. Однако кроме документов Мессингу требовались еще и деньги — оставшиеся у него польские злотые утратили всякую цену. Ему сразу пришлось столкнуться с непривычными реалиями советской жизни:
«Пришел я в гостиницу в Бресте:
— Мне нужен номер.
— Свободных номеров нет.
— Я заплачу втрое против обычной цены.
— Вам сказано, гражданин, свободных номеров нет!
Окно с треском захлопывается.
Я смотрю на счастливцев, берущих и сдающих портье ключи, на людей, нашедших место в гостинице. Нет, это совсем не такие люди, каких я привык видеть в вестибюлях европейских гостиниц. Простые трудовые люди, служащие с озабоченными лицами, с толстыми портфелями в руках. Кепи, а не шляпы. Пестрые рабочие пальто вместо роскошных плащей — макинтошей.
Первую ночь среди других беженцев я провел в синагоге на полу. С трудом отыскал свободное место. Куда податься? На другой день меня надоумили: я пошел в отдел искусств горкома. Меня встретили вежливо, но сдержанно. В Советском Союзе, борясь против суеверий в сознании людей, не жаловали ни гадалок, ни волшебников, ни хиромантов. К числу таких же непоощряемых занятий относили и телепатию. Ох как часто мне потом мешало это!
Пришлось переубеждать… пришлось демонстрировать свои способности тысячу раз. Пришлось доказывать, что в этом нет никакого фокуса, обмана, мошенничества. И вот наконец нашелся человек, который поверил. Это был заведующий отделом искусств Абрасимов Петр Андреевич. На свой страх и риск он включил меня в бригаду артистов, обслуживающих Брестский район. Жизнь начала налаживаться.»
Игнатий Шенфельд, как водится, излагает другую версию: из Бреста Мессинг сразу отправился в Белосток, где у него были знакомые. Но и там ему пришлось несладко, хотя он сумел вступить в профсоюз работников зрелищных предприятий: «Я зарегистрировался, но работу мне никто не предлагал. Я уже думал, что на старости лет придется стать уличным или дворовым фокусником и собирать в шляпу подаяния.
