Все это Мессинг понимал, но надеялся на свой талант, на удачу, на поддержку властей, на доброту советских людей. Почти без денег, на пределе последних сил, уставший и голодный, он наконец оказался на своей второй родине, где ему суждено было прожить до конца его дней.
Ну а сейчас – как быть, куда податься? Знакомых в советской стране у него нет, русского языка он вообще не знает… При нем нет никаких документов, только плакат, где за его голову были обещаны огромные деньги. На дворе холодная осенняя ночь, и надо где-то преклонить голову, перевести дух, собраться с мыслями.
Вначале Вольф набрел на гостиницу, но свободных мест в ней не оказалось. С завистью и интересом он смотрел на счастливцев – постояльцев гостиницы. Это были ничем внешне не примечательные люди – в кепках, а не шляпах, в ватниках или простых пальто, а не манто или шубах. То есть они совсем не походили на тех богатых и благополучных людей, которых он привык видеть в фешенебельных европейских гостиницах…
Однако делать было нечего, кроме как отправиться на поиски пристанища. И оно было наконец найдено: вместе с другими беженцами он переночевал на полу в синагоге. Теснота и духота были невероятными, но настроение у Вольфа было хорошее: он на свободе! И это было главное.
А утром он отправился устраивать свою жизнь…
И вот холодным ноябрьским утром 1939 года перед дверью Брестского областного исполкома остановился невысокий, худой и одетый совсем не по сезону мужчина средних лет. Несмотря на изможденный вид, проницательные глаза его сияли и весь облик говорил о решимости и серьезности намерений.
Он прошел в здание и поднялся в кабинет заведующего отделом культуры товарища Абросимова.
Ответив на приветствие, хозяин кабинета удивился:
– Почему вы так плохо выглядите и кто вы такой?
– Я – артист, беженец из оккупированной Польши, а зовут меня Вольфом Мессингом.
– Вы певец или музыкант?
– Нет, я телепат.
От изумления глаза чиновника полезли на лоб: это что-то новенькое! К тому же надо учесть политическую напряженность военных лет, особенно заметную в приграничном городе. О любом подозрительном лице надо было докладывать «куда следует». Посетитель обладал характерной для еврея внешностью, выглядел странно, вел себя с уверенным достоинством, да к тому же имел какую-то мудреную профессию… Ну чем не шпион!
Но Вольф держался на удивление спокойно:
– Подождите, Петр Андреевич! «Стукнуть» на меня вы всегда успеете. Вот лучше проверьте, что я умею делать…
– Да откуда вы, черт возьми, узнали, о чем я думал? И как, в конце концов, узнали, как меня звать?
– А вот это и есть моя профессия – чтение чужих мыслей. А ваше имя я прочитал на табличке перед дверью.
Чиновник, несколько смягчившись, рассмеялся. Как позже вспоминал наш герой, у него остались самые лучшие впечатления об этом человеке.
Любопытство в конце концов взяло верх, и он решил проверить гостя.
На столе у Петра Андреевича стоял огромный букет, рядом с которым острый взгляд Мессинга заметил крошечную булавку.
– Сейчас я выйду на несколько секунд, а вы воткните сей предмет в любой из цветков, но так, чтобы это было незаметно.
Сказано – сделано, и по возвращении Вольф моментально достал булавку из цветка. Но чудеса на этом не закончились:
– Вас, Петр Андреевич, ждет большое будущее: вы станете послом. – Забегая вперед, отметим, что через некоторое время это предсказание сбылось.
О необычайных способностях польского беженца чиновник сразу же сообщил высокому лицу – первому секретарю компартии Белоруссии Пантелеймону Пономаренко. Вот что вспоминает об этом сам партийный деятель: «Мы сразу же Вольфа Григорьевича к нам на комиссию пригласили. Я задумал, чтобы Мессинг прошел в соседнее помещение, где у нас была библиотека, отыскал там нужный том Ленина и показал нам заглавие статьи „Шаг вперед, два шага назад". Мы понимали, что Вольф Григорьевич тогда не мог читать эту работу. Он ушел и долго не возвращался. И тогда мой заместитель говорит: „Утек твой еврейчик". И тут как раз приходит Мессинг, несет нужный том и тычет пальцем в название статьи. А он тогда по-русски практически не читал».
