– Заходите, господа хорошие, и водицы вам налью, и медку свежего с хлебцем…
Всадники спешились и прошли вслед за хозяином в небольшую чистую горницу, в которой сразу стало от них тесно и шумно.
– Скажи-ка, милейший, – обратился к хозяину полковник Азаров, – часто ли к тебе гости заглядывают?
– Ась? – переспросил хозяин, удивленно взглянув на офицера.
– Господин полковник спрашивают, – снова вступил в разговор Саенко, – не озоруют ли тут какие. Может, зеленые безобразят, может, от Махно люди?
– Никаких зеленых я не видел, – проговорил пасечник подозрительно честным голосом, глядя в глаза Саенко своими прозрачными светлыми глазами божьего человека, – а ежели зайдет какой прохожий человек, так я ему, как и вам, водицы налью да медком угощу. Документов у него не спрашиваю.
– Ну-ну, – неопределенно проворчал Саенко.
– Никого, значит, не ждешь… – медленно проговорил Борис, – ну ладно, тогда мы у тебя погостим. Только уж не обижайся, старик, ежели кого увидим неподходящего, то уж не взыщи.
Старик промолчал, только кинул на Бориса взгляд исподлобья. Борису почудилась в нем ненависть, а возможно, и показалось. На столе появились каравай свежего пшеничного хлеба и глечик с медом. Старик протер чистой тряпицей стол и рассыпал по нему деревянные ложки по количеству гостей. Появились также на столе глиняные кружки и две кринки с молоком. Сели к столу, оставив во дворе одного казака да пленного Василия. Полковник Азаров только был в стороне, сидел, молча глядя в крошечное оконце, и думал.
– Ты, старик, один, что ли, живешь? – с набитым ртом проговорил Саенко. – Хозяйки у тебя нету?
– Хозяйка померла годков пять назад, – спокойно ответил старик. – Молодуху мне заводить не к лицу, годы уж не те, что я с ней делать-то буду? А пчелки, они покоя требуют, баб вообще не любят. К пчелкам-то с чистой душой нужно подходить, тогда они и не тронут. А от баб этих только грех один…
– И никто не приходит из деревни-то? – настаивал Саенко.
Старик ничего не ответил и вышел.
– Врет он все, ваше благородие, – вполголоса заговорил Саенко, наклонившись к Борису, – корову, конечно, самому можно подоить, да и с пчелами обычно мужик управляется, но вот что касается такой хлеб испечь… Нет, точно к нему тут гости наведываются: он – медку, ему – хлебушка.
– Это бы еще ничего, если так, – тихо ответил Борис.
– Однако пойду-ка я на двор, сменю там Николая… – Саенко не торопясь вышел и тут же влетел обратно с выпученными глазами:
– Беда, ваше благородие! Николай бездыханный лежит, а этих и след простыл!
– Проворонили, раззявы! – вскочил со своего места полковник Азаров. – Где пасечник?
– Пропал! – с каким-то даже восхищением пробормотал Саенко.
Казаки мигом собрались, обшарили клуню, сарай и погреб, один сунулся даже к пчелам, но вылетел оттуда как ошпаренный. Пасечника нигде не нашли, как в воду канул.
– Времени-то прошло всего ничего… – Саенко озадаченно почесывал голову.
Очнулся казак, которого оставили на карауле, и выглядел очень смущенным.
– Должно, он меня этим шкворнем звезданул…
– Кто – пленный?
– Да нет, его-то я в виду держал все время. А старикашка тут вышел, все что-то копался, я думал, по хозяйству… а он, вишь, из-за угла…
– И куда мог старик подеваться?
– Я так понимаю, что старик убежал, он тут все места знает, а Василий под шумок тоже утек, чтобы на него не подумали, – размышлял Саенко.
– По коням! – скомандовал, очнувшись от дум, полковник Азаров и добавил в пояснение Борису: – Здесь нам больше делать нечего. Пасечник не вернется.
– Вернется, когда мы уйдем, обязательно.
– Здесь сидеть нет смысла, – настаивал Азаров. – Я не могу надолго оставить батарею, кроме того, пасечник может привести бандитов, и нас тут перережут, как кур.
Полковник Азаров был не в курсе всей истории с предателем, поэтому не придавал большого значения допросу пасечника. Борису же как раз хотелось допросить пасечника одному, без посторонних. Возможно, старик знал, кто должен прийти к нему для связи из белого отряда и когда.
– Разрешите, господин полковник, остаться мне с Саенко здесь, возможно, что и выяснится, – неожиданно попросил Борис. – Если к утру на пасеке никто не появится, мы уйдем.