Бертий говорила сухо, впившись пальцами в подлокотники кресла.
— Я была у Базиля. Никто меня там не искал, хотя это первое место, куда я могла пойти, — сказала Клер.
Юная калека посмотрела в окно. Ей нравилось следить за ласточками, чей полет зачаровывал ее и одновременно нагонял глубокую меланхолию. Как быстро носятся эти черные пичужки, сколько в них жизненной силы! Они свободны, летят, куда хотят, — только взмахнуть крылами…
— Хочу тебя предупредить, Клер, — тихо проговорила она. — Жандармы собирались прочесать все пещеры в долине. Думаю, к этому времени твоего Жана уже поймали!
Клер поежилась. В голосе Бертий не было и тени сочувствия. Внезапно она ощутила себя страшно одинокой. Час назад она готова была забыть голубоглазого парня, теперь же безумно за него беспокоилась.
— У меня полно работы, — сказала она, преисполненная решимости покончить со всем, что не касается ее семьи и мельницы. — Надо подогреть воду и помыть посуду. У Этьенетты руки и правда растут не оттуда! Мама справедливо жалуется!
Она наколола щепок, сунула их в печь. Движения ее оставались точными и уверенными, а мысли были далеко.
— Ты должна все мне рассказать, — тихо произнесла Бертий. — У нас никогда не было друг от друга секретов. А теперь ты обращаешься со мной, как с мебелью. Оставляешь, где тебе удобно, а сама убегаешь… В дом меня принес Фолле и устроил тут. Я не осмелилась попросить, чтобы он принес мне из спальни книжку. Клерет, ты меня больше не любишь! Уйти в монашки — вот что мне остается. Так я не буду тебе мешать…
И девушка беззвучно заплакала. Это было неожиданно. Обычно Бертий прятала свои эмоции. Клер поставила на стол грязную миску, опустилась на колени возле кресла кузины.
— Не смей даже думать об этом! Какие глупости! Я люблю тебя по-прежнему, принцесса, просто сегодня плохой день. А еще ты плохо говорила про Жана… Утешься! Я больше не хочу ни искать приключений, ни врать родителям. И с вечерними прогулками тоже покончено.
Теперь был ее черед горько плакать. Несчастья только начались — Клер не могла избавиться от этого чувства с той минуты, как вернулась на мельницу. И загадочные слова Базиля казались теперь пустыми.
— Что сегодня случилось? — едва слышно спросила Бертий.
Клер рассказала, ничего не упуская, — даже угроз Фредерика.
Чтобы меньше томиться от скуки, Жан старался больше спать. В пещере, куда привела его Клер, было довольно сыро. И очень скоро выяснилось, что лежать или сидеть на усеянной камешками земле неудобно. Но было у пещеры одно большое преимущество: вход в нее закрывал куст самшита с корявым стволом, сплошь оплетенный плющом.
Еду и воду он экономил, ел понемногу. Подспудное беспокойство заставляло его то и дело вставать и, отведя веточку пальцем, озирать окрестности. До него доносились крики косарей и мычание запряженных в телеги волов, а еще — аромат свеже-скошенной травы. От этого запаха на глаза наворачивались слезы. Он напоминал Жану детство. Два лета подряд их с братом отвозили на лето в деревню, к деду и бабке фермерам. Как приятно, когда теплый ветерок надувает подол рубашки, ерошит волосы… Люсьен, который только-только научился ходить, цепляется за его руку…
— Собачья жизнь! — выругался он, с силой швыряя камешек в стену.
Он запрещал себе думать о Клер, но лицо ее стояло у него перед глазами. Красивые губы, тепло ее рук, улыбка — это было какое-то наваждение. Каждый раз, стоило ему вспомнить, как она лежала, прижавшись к нему, дрожа от желания, Жан чувствовал, как напрягается его детородный орган. Тогда он закрывал глаза и сжимал кулаки, чтобы самому не дать себе разрядку.
«Не дай бог она меня за этим застанет!» — упрекал он себя.
В своем убежище он слышал колокола Пюимуайена. В четыре пополудни в залитой ярким светом долине заржали лошади и послышались мужские голоса. Жан осторожно подошел к ковру из плюща.
— Проклятье! Жандармы!
Во рту у парня пересохло. Четверо мужчин в черной униформе и треуголках медленно продвигались к скалам. Поблескивали пристегнутые к портупеям сабли.
Жан нервно ощупал одежду Колена Руа, которую надел сегодня утром. Только обритая голова и порядковый номер, вытатуированный на запястье чернилами, могли его выдать.
