От качества формы тоже многое зависит. Колен изготавливал их самостоятельно, хотя раньше для этого нанимали специального работника. Форма представляет собой деревянную рамку с медным или латунным решетчатым дном, в которую бумажная масса набирается, а затем покачивающими движениями распределяется по ней равномерным слоем. Далее форму помещают на край чана, чтобы стекла лишняя вода. Через малое время черпальщик передает форму напарнику, который кладет ее на стопку таких же форм, заполненных ранее.
Фолле действовал быстро и эффективно. В это утро он работал особенно сосредоточенно под присмотром бумажных дел мастера. Пользуясь моментом, когда они остались одни, Колен спросил:
— Почему ты так быстро вышел на работу, Фолле? У тебя жена умерла, ты вправе дать волю своему горю.
— Горевать я могу и на работе, хозяин! — отвечал парень. — Не хочу доставлять вам лишние хлопоты. Заказ не сделаешь вовремя, если не работать!
Колен покачал головой. Фолле посмотрел по сторонам и сказал тихо:
— Знаете, хозяин, а ведь малыш был не от меня. Все местечко об этом судачит, так зачем мне молчать? Катрин… Я женился на ней по своей воле. Родить без мужа — позор и для нее, и для семьи. Сам я ни разу ее не тронул. Мы дружили, а потом стали женихом и невестой — так уж решили родители, нас не спросив. Только вот что я скажу: если когда-то еще женюсь, то только на девице, чтобы быть у нее первым!
Колен Руа, подумав с минуту, спросил:
— Отец ее ребенка, случайно, не Жиро-младший?
— Может, он, а может, и нет. Откуда мне знать? То есть это, конечно, вполне вероятно…
Бумажных дел мастер тихо выругался и пошел прочь. Ощущение было, что он в ловушке.
Удавка, сдавливавшая ему горло с того самого дня, когда к ним нагрянул Эдуар Жиро, еще сильнее затянулась.
— Господи, что я наделал! — прошептал он. — Если б еще Ортанс меня к этому не подталкивала!
Он спустился в перетирочный цех — живое сердце мельницы, — чтобы хоть немного успокоиться. Мягкий по натуре, Колен старался совладать со своим гневом. Сейчас ему страшно хотелось подняться в спальню к жене и поговорить с ней по душам. Но нет, она ведь лежит в постели, как тяжелобольная…
— Завтра поговорю с Клер! — пообещал он себе точно так же, как вчера и позавчера.
От угрызений совести у него пропал аппетит. Он терзался ими настолько, что это мешало работе. Колена Руа не оставляло мучительное чувство, что он продал дочь, свое единственное дитя, тому, кто дал больше денег.
Клер не подозревала о моральных терзаниях отца. Смерть Катрин ее огорчила, и она много об этом думала. Девушки познакомились в коммунальной школе, в Пюимуайене. Катрин была на три года старше и училась в выпускном классе. Клер же только-только начинала читать. Но на переменах старшим полагалось присматривать за малышней. Вот они и водили хороводы, громко распевали песни…
Этим утром, еще не зная, что сегодня ее жизнь изменится безвозвратно, Клер нарезала сало. Ей хотелось сделать повкуснее соте из картошки и брюквы, которым они обычно кормили работников. Благо мать, хозяйка очень прижимистая, об этом не узнает…
— Все-таки приятно быть хозяйкой в доме! — тихо сказала она Бертий, сидевшей возле кухонной плиты.
Кузина никогда не отказывалась помочь — хотела быть полезной. Вот и сейчас длинной деревянной ложкой она помешивала содержимое тяжелой кастрюли. Этьенетта накрывала на стол в общей комнате, где бумажных дел мастер обычно обедал со своими людьми.
— Не так громко, Клеретт! Не дай бог она услышит!
— Ни малейшего шанса! Мама молится, а когда она молится, крыша может обрушиться, река выйти из берегов, она и то не заметит. Но я ее понимаю: она боится потерять малыша, как бедняжка Катрин!
Бертий молча кивнула. Никому в голову не приходило пожалеть ее. Ей, с омертвевшими ногами, никогда не родить ребенка, потому что ни один мужчина к ней даже прикоснуться не пожелает.
— У Катрин было хотя бы пару месяцев любви! — прошептала она.
— Ты преувеличиваешь, Бертий! — отрезала Клер. — Она очень мучилась. Не думаю, что ты ей завидуешь.
Соважон не выдержал и громко затявкал. Еще бы, сало так вкусно пахнет!
