Раймонда ухватилась за руку Леона. Этьенетта прижимала к груди сына. Колен с удивлением поглядывал на Базиля и маленькую девочку, которую до этого ни разу не видел, но ни о чем не спрашивал. С расспросами можно и повременить, пока Клер не успокоится.
— Доченька, что случилось? — снова спросил он покровительственным, как ему самому казалось, тоном. — Расскажи, и тебе полегчает!
Клер подняла испуганные черные глаза на отца и дальше смотрела только на него. И вот, видя все обращенные к ней лица, она стала рассказывать, как они с Жаном встретились. Поначалу она запиналась и подбирала слова, но потом речь ее упорядочилась, стала четкой и выразительной. Клер не заметила даже, как Колен взял табурет и сел с нею рядом, а Базиль устроился на лавке, взяв на колени крошку Фостин.
Этьенетта, Раймонда и Леон тоже нашли где присесть. Как зачарованные, слушали они признания молодой женщины. А Клер — Клер хотела как можно скорее снять с Жана все обвинения. Служанка вскрикнула от ужаса, когда она поведала, каким жестоким извращениям подвергся маленький Люсьен в колонии на Йерских островах. Большинство собравшихся понятия не имели, как трагична судьба бездомных детей и сирот, обреченных на голод и холод. И что они вынуждены красть, чтобы прокормиться, так как лишены всякой поддержки, не говоря уже о заботе. Рассказ был таким душераздирающим, что Леон испытал облегчение, узнав, что Жан ударил надсмотрщика Дорле режущей кромкой лопаты, когда этот аморальный тип наблюдал, как он роет могилу для своего младшего брата.
Клер была немногословна, описывая месяцы любви, прожитые ими в долине. Однако меланхоличное выражение ее лица, мечтательная улыбка, то и дело мелькавшая на губах, дрожь в голосе — все говорило о глубине этой недозволенной любви. Этьенетта то и дело смахивала слезы. Раймонда трепетала: она была готова, при случае, пережить нечто подобное.
Колен Руа вскоре спрятал лицо в ладонях. Он и теперь ловил каждое слово Клер, и каждое слово его убивало. Дочь пожертвовала собой, сделав гораздо больше, чем он был вправе от нее требовать. Чтобы оставить за семьей Пастушью мельницу после смерти Ортанс и чтобы самой растить Матье, она вышла за Фредерика, любя всем сердцем другого мужчину.
Клер все говорила и говорила. Даже мальчики сидели смирно. Булькающее на печке рагу тоже, казалось, притихло. В печке выгорели дрова, но никто и не подумал подбросить еще.
Наконец, описав крушение «Бесстрашного» и упомянув Леона (и оправдав тем самым его присутствие в доме), молодая женщина заговорила о кропотливом труде и образцовом поведении Жана в Нормандии. Пришлось рассказать и об отвратительном поступке кузины Бертий. Тут уж бумажных дел мастер поднял голову — он был возмущен. Рассказ о трагической смерти Жермен вызвал слезы у Раймонды и Матье.
Когда Клер поведала о пагубной случайности, столкнувшей шефа ангумуазской полиции с Леоном возле почты в Пюимуайене, все стали громко утешать парня, даже Базиль. Об этом бывший школьный учитель услышал впервые. Канва драмы вдруг открылась перед ним во всей своей ужасающей ясности. Состояние Клер его больше не удивляло.
— Сегодня Дюбрёй приезжал на мельницу, — продолжала молодая женщина, — чтобы дать денег нашему бедному Леону — своего рода плата за неумышленное предательство. Конечно, он не хочет этих денег. Говорит, эти су обожгли бы ему руки. Но по-настоящему виновата я одна! И чертов полицейский напомнил мне об этом. Я всегда ненавидела евангельского Иуду — того, кто предал Иисуса Христа, поцеловав его. И вот сама погубила того, кого люблю, принесла ему худшие из бед. Спасти Жана — мой долг, но даже если чудом мне это удастся, он будет ненавидеть меня всю жизнь, не сможет простить!
Бледная как смерть, она замолчала. За окнами вечерело. Базиль поежился от холода. Длинный трагический рассказ довлел над всем маленьким собранием. Неожиданно Этьенетте стало безумно жаль Клер, которая сидела сгорбившись и плакала. Передав сына Раймонде, она подошла, встала перед Клер на колени и обняла ее.
— Пожалуйста, простите меня, — пробормотала она. — Я знать не знала, что у вас такое горе, столько горя!
