— Позвольте мне поблагодарить вас за помощь, — растроганно сказал он. — С кем я имею честь говорить?
— Мсье Ан де Кайлю — друг вашего родственника, — отвечал я.
— В самом деле, — сказал он, крепко обнимая меня, — я благодарю вас от самой глубины сердца!
— Но я не мог бы многого сделать для вас без этого кольца, — отвечал я со скромностью.
— И значение его заключается…
— Я, право, и сам не знаю!.. — должен я был сознаться, забывая в порыве одно из предостережений моей дамы. — Я знаю только, что его мне дала мадам д'О, и что действие его превзошло все ожидания.
— Кто дал вам его?! — спросил он, так хватая меня за руку, что я ощутил боль.
— Мадам д'О, — повторил я, ибо запираться было уже поздно.
— Эта женщина! — сказал он голосом полным ужаса. — Да возможно ли это? Она дала его вам?
Для меня были совершенно непонятны то удивление и негодование, которые слышались в его голосе. Мне показалось даже, что он как бы отшатнулся от меня.
— Да, мсье Паван, — обиженно отвечал я. — Это возможно потому, что это правда, и, кроме того, я не думаю, что вы стали бы выражаться так об этой даме, если бы знали все. Только благодаря ей ваша бедная жена была освобождена из того места, где ее задерживали, и была благополучно доставлена домой.
— А! — воскликнул он в волнении. — Где же была моя жена?
— В доме перчаточника Мирнуа, — отвечал я холодно, — в улице Платриер. Знаете ли вы его? А, знаете… Ну так ее держали там пленницей, пока мы не содействовали ее освобождению с час тому назад.
Но он и теперь не вполне понял меня. Я не мог видеть его лица в темноте, но в его голосе звучало изумленное сомнение.
— Мирнуа-перчаточник, — повторил он шепотом. — Это честный человек, хотя и католик. Ее задержали там? Кто же ее задержал?
— Кажется виновницей всего была настоятельница Урсулинок, — сказал я в нетерпении: допрос был несвоевременен. — Мадам д'О узнала, где ее скрывали и доставила ее домой, послав меня за вами, так как слышала, что вы были на той стороне. Вот и все, что я могу сообщить вам.
— И эта женщина послала вас за мной? — опять повторил он.
— Да, да, мсье де Паван, — отвечал я с раздражением.
— В таком случае, — произнес он медленно, с видом глубокого убеждения, сильно на меня подействовавшего, — для меня устроена западня. Это самая ужасная, самая жестокая, самая низкая женщина в мире! Если она послала вас, то лишь с целью устроить для меня западню! Моя жена уже попалась в нее. Господи, помоги ей, а также и мне, если это так!
Глава VIII. ПАРИЖСКАЯ УТРЕНЯ
Бывают такие слова, которые вас совершенно ошеломляют: до того они резки, до того неожиданны, что на них можно ответить только ударом. Именно такое действие произвели на меня слова мсье де Паван. Если бы мы были не одни, я сказал бы ему, что он лжет и обнажил шпагу. Но с глазу на глаз, в мрачной темноте улицы Фосс, безо всяких свидетелей, и к тому же под влиянием новых для меня дружеских чувств к нему, … что же я мог сделать?
Ничего я и не сделал, а просто продолжал стоять словно окаменелый в ожидании того, что он скажет дальше. Долго ждать он меня не заставил.
— Она сестра моей жены, — заговорил он сурово. — Но это не повод к ее защите. Защищать ее? Если бы вы пожили только месяц при дворе, мсье де Кайлю, то убедились бы сами, что всякая такая защита бессмысленна: она известна не менее мадам де Сов. И как не тяжело мне это говорить, — а я убежден в этом, хотя моя жена и не верит мне, — что первое желание мадам д'О — отделаться от своей сестры, и от меня также, чтобы захватить наследство Маделены. Недаром я вчера испытывал такой ужас, когда она не вернулась домой!
— Вы несправедливы к мадам д'О! — воскликнул я, содрогнувшись от такого обвинения, особенно подействовавшего на меня в темноте ночи. — Без сомнения вы несправедливы к ней! Как вам не стыдно, мсье де Паван?
Положив мне на плечо руку, он заглянул в мое лицо.
— Видели вы с ней монаха? — медленно спросил он. — Его называют коадъютором — отталкивающего вида собака?
Я отвечал утвердительно, и дрожь пробежала по всему моему телу под влиянием чувства, вызванного его манерой говорить. Я рассказал, какое участие принимал монах в этом деле.
