А мама успела все-таки увидеть результаты своих трудов. Потому что с момента, когда я начал делать успехи в музыкальной школе, цель ее жизни, как я понимаю, была определена: сделать из меня музыканта.
Я считаю, что дети и родители – это прямая связь навсегда, если угодно, это кармическая связь. А связь мужа и жены – духовная. Почему в легендах часто рассказывается, что муж и жена прожили всю жизнь счастливо и умерли в один день? Это счастливое совпадение душ. Предназначенность, наверное, существует.
Мама была очень мудрым и талантливым президентом нашей семьи. Каждый, кто имеет власть, мечтает, чтобы его все любили. Когда выбирают лидера какой-то партии президентом, я думаю: как же он потом живет, когда 30 или даже 49 процентов людей его не выбрали? Силы для власти и руководства маме давала невероятная любовь к своему ребенку. Когда я вынужден проявить власть, волю, вспоминаю, как этим пользовалась моя мама, – мгновенно помогает. Секрет прост: подвластный тебе должен получить свободу выбора. Даже если он не готов к самостоятельному решению и нет базы для этого. Поэтому власть в данном случае – только любовь.
Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить
Уже в девятом классе я начал играть в симфоническом оркестре Политехнического института, которым руководил дирижер Львовского театра оперы и балета Семен Арбит. С этим оркестром впервые поехал на гастроли в Москву. И там, по счастливой случайности, произошла моя первая встреча с Вадимом Васильевичем Борисовским, родоначальником русской альтовой школы, профессором кафедры альта и арфы Московской консерватории. Познакомил нас ректор Львовской консерватории, тоже альтист, Зенон Алексеевич Дашак. Но прежде, чем это случилось, в моей жизни произошли два очень важных события. И связаны они были с моим первым серьезным осмыслением музыки.
К семнадцати годам я начал понимать, чем отличается классика от бита, рока, джаза. Может быть, иногда человек просто подводит теорию под свои поступки. Не знаю. Но в ту пору мне наконец открылось, что классика не имеет "потолка" в отличие от того, чем я увлекался. Думаю, только классическая музыка полностью адресуется духовному миру. "Кайфы" – это другая сфера. Конечно, высокий джаз может прорваться в область духовной жизни, но в целом адрес его иной.
А потом я услышал запись альтиста Федора Дружинина. Красота звучания инструмента поразила меня. Я впервые заинтересовался альтом всерьез. Даже начал готовиться к республиканскому конкурсу. И вот тут случились те главные события, о которых я хотел рассказать.
Первое – конкурс скрипачей в Киеве. Он совпал с окончанием школы. На конкурсе у меня не было соперников просто потому, что я был там единственным альтистом. Но мое выступление понравилось, и меня наградили почетным дипломом наравне со скрипачами.
Второе – мне посчастливилось побывать на концерте выдающегося скрипача Иегуди Менухина, гастролировавшего во Львове. И это утвердило меня в решении поступать именно в Московскую консерваторию. Где еще можно было регулярно слушать самых выдающихся музыкантов современности?!
Мама сохранила мое старое школьное сочинение, а папа нашел и даже опубликовал фрагмент из него:
"Главным в жизни человека является стремление к достижению поставленной цели. Поступки человека оцениваются по их нравственности и целеустремленности… Музыка – мое увлечение. Мой идеал – большой музыкант-исполнитель. Все мои стремления связаны с моим идеалом. Это и есть цель моей жизни".
К этому остается только добавить – шел 1971 год. Восемнадцатый год моей жизни. Позади оставался любимый Львов, любимая мама, любимые друзья и любимая музыкальная мама – Зоя Мерцалова, моя наставница, которой я обязан постановкой рук. Впереди была Москва, консерватория и Федор Серафимович Дружинин, к которому я собирался поступать.
Мой друг Игорь Сулыга, замечательный ударник, с которым мы вместе играли в бит-группе во Львове, уехал в Москву и учился на альте у Федора Дружинина. Игорь-то и рассказал мне, что существует такой профессор, тогда еще доцент, и что он самый лучший. И я решил поступать к нему. Когда мне было 14 лет, мама привозила меня в Москву "к какому-нибудь альтисту". Потом оказалось, что как раз Федор Серафимович меня и слушал, я ему очень понравился, и он сказал маме:
