Вокруг Света 2003 № 12 (2759) - страница 19

На первый взгляд парадоксально выглядят возрастные различия в этом вопросе. Казалось бы, с возрастом люди становятся скромнее в своем желании красиво выглядеть. На деле же получается, что где-то до 30 лет люди вполне довольны тем, как одеваются, а после этого возрастного рубежа настроение вдруг резко меняется. И проблема не только в том, что с годами требуется больше усилий, чтобы сохранять привлекательность. Просто до 30 лет кажется, что жизнь на взлете, и ничего страшного, если сейчас не удается позволить себе, скажем, новую шубу или дорогие запонки – все это можно будет приобрести через несколько лет. Но после 30 и особенно после 40—50 лет уже думается, что эти мечтания не претворить в жизнь никогда. Разумеется, не стоит сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что, как правило, родители стараются отдать все лучшее детям. И молодежь хорошо одевается во многом благодаря их усилиям.

Таким образом, самоощущение, что «я одет хорошо (или плохо)», очень субъективно. И в значительной мере связано с тем, к какой социальной группе человек принадлежит (или хотел бы принадлежать) и насколько он удовлетворяет требованиям этой группы.

Этот материал – завершающий в юбилейном проекте «Санкт-Петербург. 1703—2003», который наш журнал осуществляет совместно с Международным благотворительным фондом имени Д.С. Лихачева. В течение целого года мы публиковали статьи о наиболее ярких периодах жизни города на Неве. Читатели смотрели на него глазами известных исторических деятелей, поэтов, художников. Наблюдали, как постепенно рос и хорошел Петербург, как с течением времени менялась жизнь горожан. Город, который за уникальное единство архитектурного облика по праву считают одним из прекраснейших в Европе, в сущности, очень молод. Хотя за три века он успел войти в число крупнейших городов мира и обрасти множеством легенд и мифов. Но Петербург живет не только своим прошлым, он ищет новые пути своего развития, свою новую роль в России и мире. В декабрьском номере о Санкт-Петербурге размышляет сопредседатель правления Фонда имени Д.С. Лихачева писатель Даниил Александрович Гранин.

…1919 год, год моего рождения, в тех местах (где жили родители. – Прим. ред.) еще догорала Гражданская война, свирепствовали банды, вспыхивали мятежи. Они жили вдвоем в разных лесничествах где-то под Кингисеппом. Были снежные зимы, стрельба, пожары, разливы рек – первые воспоминания мешаются со слышанными от матери рассказами о тех годах. Детство, оно было лесное, позже – городское; обе эти струи, не смешиваясь, долго текли и так и остались в душе раздельными существованиями.

Школа моя пошла всерьез примерно с шестого класса. В школе, на Моховой, оставалось еще несколько преподавателей бывшего здесь до революции Тенишевского училища – одной из лучших русских гимназий. В кабинете физики мы пользовались приборами времен Сименса-Гальске на толстых эбонитовых панелях с массивными латунными контактами. Каждый урок был как представление. У учительницы литературы не было никаких аппаратов, ничего, кроме стихов и убежденности, что литература – главный для нас предмет. Ее звали Аида Львовна. Она организовала литературный кружок, и большая часть класса стала сочинять стихи. Мне же стихи не давались. В порядке самоутверждения я тоже написал в школьный журнал, написал о том, что поразило меня тогда – о смерти С. М. Кирова: Таврический дворец, где стоял гроб, прощание, траурная процессия…

Несмотря на интерес к литературе и истории, на семейном совете было признано, что инженерная специальность более надежная. Я подчинился, поступил на электротехнический факультет и кончил Политехнический институт перед войной.

После окончания института меня направили на Кировский завод, там я начал конструировать прибор для отыскания мест повреждения в кабелях. С Кировского завода я ушел в Народное ополчение, на войну. Не пускали. Надо было добиваться, хлопотать, чтобы сняли броню. Война прошла для меня, не отпуская ни на день. В 1942 году на фронте я вступил в партию. Воевал я на Ленинградском фронте, потом на Прибалтийском, воевал в пехоте, в танковых войсках и кончил войну командиром роты тяжелых танков в Восточной Пруссии. То были прекрасные годы. Я не думал стать только писателем, литература была для меня всего лишь удовольствием, отдыхом, радостью, как прогулка в горы или луга. Кроме нее была работа, главная работа – в Ленэнерго, в кабельной сети, где надо было восстанавливать разрушенное в блокаду энергохозяйство города. И вдруг я написал рассказ. Про аспирантов. Было это в конце 1948 года. Назывался он «Вариант второй». Я принес его в журнал «Звезда». Меня встретил там Юрий Павлович Герман, который ведал в журнале прозой. Его приветливость, простота и какая-то пленительная легкость отношения к литературе помогли мне тогда чрезвычайно. Рассказ был напечатан сразу, почти без поправок. Вскоре я поступил в аспирантуру Политехнического института и одновременно засел за роман «Искатели». Параллельно и в электротехнике тоже чего-то завязалось и стало получаться. По молодости, когда сил много, а времени еще больше, казалось, что можно совместить науку и литературу. И хотелось их совместить. Но не тут-то было. Каждая из них тянула к себе все с большей силой и ревностью. Каждая была прекрасна. Пришел день, когда я обнаружил в своей душе опасную трещину. Но в том-то и штука, что душа – это не сердце, и разрыва души быть не может. Просто надо было выбирать. Либо – либо. Но я долго еще тянул, чего-то ждал, читал лекции, работал на полставки, никак не хотел отрываться от науки. Боялся, не верил в себя… В конце концов это, конечно, произошло. Нет, не уход в литературу, а уход из института.