— Как поживаете, Дон? — продолжал Тайнэн.
— Чертовски хороший возрос, — хмыкнул Раденбау.
— Что, неужели так плохо? — спросил Тайнэн сочувственно. — А я слышал, что вас определили в тюремную библиотеку.
— Я сижу в тюрьме, — ожесточенно ответил Раденбау. — В тюрьме, за решеткой, как животное, а я ни в чем не виноват.
— Да, я знаю, — ответил Тайнэн. — Тяжело это.
— Просто гнусно. Предусмотрено все, чтобы защитить вас от нас, — стальные двери, бетонные стены, тройные замки, электроника. Но не предусмотрено ничего, чтобы защитить нас от того, что творится внутри, — избиения, поножовщина, наркотики. Тюремщики один другого хуже. Еда ужасная и тесная клетушка-камера шесть на одиннадцать футов. Вы не хотели бы провести свои лучшие годы на планете размером шесть на одиннадцать? Стрижка в парикмахерской — огромное событие. Иногда письмо от дочери. Гнусно, особенно если знаешь, что нет никакой надежды.
Раденбау сердито замолк, жадно затягиваясь сигаретой.
Тайнэн внимательно смотрел на него.
— Да, это хуже всего, когда нет надежды, — согласился он сочувственно. — Жаль, что умер Ной Бакстер. Жаль. Он ведь был вашим предпоследним шансом выбраться отсюда.
— Предпоследним? — остро взглянул на него Раденбау.
— Да. Потому что ваш последний шанс — это я, Дон.
Раденбау впился взглядом в Тайнэна.
— Вы?
— Да, я, — кивнул Тайнэн. — Я приехал, чтобы предложить вам сделку, Дон. Чисто деловую и сугубо между нами. Я могу дать вам то, в чем вы нуждаетесь. Свободу. Вы можете дать мне то, в чем нуждаюсь я. Деньги. Вы готовы выслушать меня?
Раденбау молча кивнул.
— Итак, позвольте мне выложить все прямо и откровенно. Где-то во Флориде вы припрятали миллион долларов наличными, и не будем спорить, так это или нет. Я тщательно изучил ваше дело. Там, где то во Флориде, лежит миллиончик наличными, который приносит вам ноль процентов дохода. А жаль! Вы должны бы иметь хоть что-то с этих денег, и не через двенадцать лет, а сейчас. Что можно купить за такие деньги? И чего вы хотите больше всего на свете? Свободы? Вы сами сказали, что гниете в тюрьме заживо. Вы хотите выйти на волю. Я не могу сделать вас невиновным, поскольку таковым вас признал суд. Но я могу дать свободу. Продолжать?
— Продолжайте.
— Я не кровосос. И весь миллион у вас не потребую, хотя мог и, думаю, получил бы. Мне нужна лишь часть ваших денег, ну, скажем, для капиталовложения. Взамен я сокращу ваш пятнадцатилетний срок до того, что вы уже отсидели. Это нелегко, но в моих силах. После этого вы отправитесь в Майами, откопаете ваш миллион и доставите указанному мной посреднику 750 тысяч долларов. Остальное оставите себе, чтобы было с чего начинать новую жизнь. И, таким образом, наша сделка будет успешно завершена. Что вы на это скажете?
Тайнэн следил за лицом Раденбау, но не видел никакой реакции. Тот сидел, стиснув зубы, глядел прямо перед собой.
Тайнэн заговорил снова:
— Я понимаю, что вас интересуют подробности. Есть одна оговорка, на которую вам придется согласиться, иначе сделка отменяется. Я уже сказал, что дело это нелегкое. У меня нет власти освободить вас или выпустить под залог. Это могут сделать только члены специальной комиссии, а я точно знаю, что они намерены держать вас в тюрьме еще двенадцать лет. Я не могу выпустить из Льюисбергской тюрьмы Дональда Раденбау, но я могу выпустить из тюрьмы вас.
На этот раз Раденбау бросил взгляд на Тайнэна.
— Повторяю еще раз: дело трудное, но возможное. Для того чтобы прикрыть нас обоих, в день выхода из тюрьмы вы должны принять иное обличье. Такие превращения сложны, но осуществимы. Есть успешный опыт. С 1970 года начальник отдела контрразведки министерства юстиции дал новые обличья не менее чем пятистам осведомителям, свидетелям обвинения и людям, давшим важные для государства показания. Всем им тайно изменили внешность и место жительства. Этот метод применялся раньше, он может быть также успешно осуществлен и сейчас. Но только в данный момент я не смогу действовать через министерство юстиции, мне придется все делать самому.
