Повсюду киоски с приторным, тягучим, но холодным шербетом, пепси-кола, просто холодная вода со льдом, ею на каждом шагу торгуют растрепанные мальчишки в грязных, до пят халатах. Зато из фруктовых соков только апельсиновый, да и тот не всегда.
Овощной сук — это уже что-то более похожее на наш рынок. Окруженная кольцом бакалейных лавок площадь сразу бросается в глаза своей пестротой, не так заметной в галантерейных рядах из-за толчеи. Торговцы в длинной одежде; женщины в черных накидках — «абайя», оставляющих открытыми только затейливо татуированные смуглые лица; зелень в плетеных корзинах, изредка знакомая, чаще нет; калейдоскоп фруктов: яблоки, персики, сливы, огромные, бесполосые, вытянутые, как огурцы, арбузы; желтые ароматные дыни, грейпфруты, алые помидоры...
Продавцы и покупатели шумно торгуются, овощи взвешивают на допотопных заржавленных весах. И тут же на покупателя налетают мальчишки, наперебой предлагая донести покупку до автомобиля или хотя бы купить у них полиэтиленовую сумочку. Чумазые, с озорными черными глазами, они снуют по рынку, выискивая клиентов.
Заметив мою распухшую сумку, ко мне подбегают двое мальчишек: «A boy, mister, a boy!» Предложение застает меня врасплох. В памяти всплывает образ колонизатора, эксплуатирующего смуглого «боя». Я краснею и пытаюсь пройти мимо. Один из мальчишек хватает меня за рукав: «Недорого, мистер, всего дирхем». У меня ощущение, будто на меня смотрит весь сук. Протягиваю мальчугану монетку. Он отталкивает мою руку и делает шаг назад. «Нет работы — не надо деньги!» — на ломаном английском гордо объявляет он.
Те самые трюфели
Кто теперь не читает в газетах об Арабском Востоке! Но спросите, например, что экспортирует Ирак, и большинство тут же назовет нефть. Затем многие вспомнят про финики. Некоторые, подумав, добавят к этому перечню рыбу и овощи. Но уж точно — мало кто знает, что Ирак поставляет на внешний рынок грибы. И не просто грибы — трюфели.
Буро-серые клубни, напоминающие старую, потрескавшуюся картошку, появляются на суке в Басре в конце января. Но бережливые иракские хозяйки начинают покупать их лишь недели три спустя, когда цены падают, а в овощном ряду каждый второй торговец, стараясь перешуметь конкурентов, кричит: «Чома, чома!»
Чома растет в пустыне — голой, песчаной, растресканной, где на первый взгляд, кроме чахлых кустиков и верблюжьей колючки, ничто не может пустить корни. Но проходит дождь, второй, и слежавшийся песок начинает вспухать небольшими бугорками. В это время на заранее известные им «чомные» места высыпают грибники. В основном это пустынные кочевники-бедуины и болотные арабы, сменившие рыболовные сети на копательный нож. Такие ножи, похожие на некрутой серп с деревянной рукояткой, служат иракцам для самых различных целей: ими рубят тростник, стригут кусты, срезают с финиковых пальм засохшие ветви и спелые гроздья фиников, потрошат рыбу, разделывают баранов. Ими же в пустыне копают чому.
Бугорок, который выдает чому опытному глазу, может быть едва заметен, и тогда гриб приходится выкапывать с глубины двадцати-тридцати сантиметров. Иногда у гриба хватает силы разорвать корку песчаника, и его крутой коричневый бок выглядывает на поверхности. Но чаще всего они прячутся по одному под округлыми, в трещинах бугорками неглубоко в песке.
К началу марта «грибные лужайки» в пустыне напоминают перекопанные огороды. А в Басру тянутся автомобили, автобусы, повозки, нагруженные чомой.
Большую часть чомы оптом закупает государство и экспортирует их в Европу, особенно во Францию, где они идут в кухни лучших ресторанов под более знаменитым своим названием — трюфели.
У местного населения трюфели почему-то большим спросом не пользуются. Редко где-либо в меню можно встретить блюдо из них. Зато у нас, советских специалистов, чома — лучшее лакомство. И вкуснее всего оказался маринованный или соленый чома, крепенький, хрустящий, сам соскальзывающий с вилки в рот. А если в этот момент закрыть глаза, то видишь холодное осеннее утро, прелую, насквозь пропахшую грибами листву, сырую покинутую паутинку, сиротливо повисшую между осин...
