— Только не я. Я оказался одним из тех немногих, которые изменились к лучшему. Чуть к лучшему, честно говоря. Стал полицейским, а не нарушителем порядка.
Белсайз улыбнулся, и лицо его при этом сморщилось.
— А я еще не решил, с кем я. Мои подопечные говорят, что я полицейский. А в полиции меня считают защитником нарушителей. Но дело не в нас, верно?
— Вы представляете себе, куда мог поехать Дэйви?
— Куда угодно. Вы говорили с его хозяйкой? Я не помню ее фамилии, такая рыжеволосая женщина…
— Лорел Смит. Я говорил с ней. Откуда она вообще взялась?
— Через наше учреждение она предложила ему работу на неполный рабочий день. Это произошло два месяца назад, как раз когда он вышел из тюрьмы.
— А до этого она его знала?
— Не думаю. По-моему, она из тех женщин, которые любят помогать.
— А что она хочет взамен?
— Вы циник, — повторил он. — Люди часто делают добро, потому что это в их характере. По-моему, у миссис Смит тоже были неприятности.
— Почему вы так решили?
— О ней был запрос из полиции Санта-Тересы. Примерно тогда же, когда Дэйви вышел из тюрьмы.
— Официальный запрос?
— Полуофициальный. Помощник тамошнего шерифа, некий Флайшер, приезжал ко мне. Он хотел разузнать все, что нам известно о Лорел Смит и о Дэйви. Распространяться я не стал. Если откровенно, он мне не понравился. К тому же он не пожелал объяснить, зачем ему нужна эта информация.
— Вы навели справки о Лорел Смит?
— Нет. Я не счел это необходимым.
— Я бы на вашем месте навел. А где Дэйви жил до того, как попал в тюрьму?
— По окончании школы он год или немногим больше жил один. Летом на взморье, зимой перебивался случайными заработками.
— А до этого?
— У приемных родителей. У мистера и миссис Эдвард Спеннер. Он взял их фамилию.
— Можете вы мне сказать, где найти этих Спеннеров?
— Они живут в Западном Лос-Анджелесе. Вы найдете их адрес в телефонной книге.
— Дэйви продолжает поддерживать с ними отношения?
— Не знаю. Спросите их сами.
Официантка принесла счет, и Белсайз поднялся, чтобы уйти.
«Сентениал банк» занимал на Уилшир-бульвар новую двенадцатиэтажную башню, одетую в стекло и алюминий. Лифт поднял меня в офис Себастиана на третьем этаже.
В приемной секретарша с фиалковыми глазами сказала мне, что Себастиан ждет меня.
— Но, — добавила она значительным тоном, — сейчас у него мистер Стивен Хэккет.
— Сам великий босс?
Она нахмурилась и зашикала на меня.
— Мистер Хэккет вернулся сюда после обеда с мистером Себастианом. Но он любит сохранять инкогнито. Я сама вижу его всего второй раз в жизни. — Она говорила так, будто речь шла о визите королевской особы.
Я присел на диван у стены. Секретарша встала из-за машинки и, к моему большому удивлению, села рядом со мной.
— Вы полицейский, или доктор, или еще кто-то в этом роде?
— Еще кто-то.
— Можете не говорить, если не хотите, — обиделась она.
— Согласен.
Она помолчала.
— Я очень беспокоюсь за мистера Себастиана.
— Я тоже. А почему вы решили, что я врач или полицейский?
— По тому, как он говорил о вас. Он ждет вас с нетерпением.
— Он не сказал почему?
— Нет, но сегодня утром я слышала, как он плакал у себя в кабинете. — И она показала на дверь в кабинет. — Мистер Себастиан вообще очень сдержанный человек. А тут плакал по-настоящему. Я вошла и спросила, не могу ли я чем-нибудь помочь. Он ответил, что ничем помочь нельзя, что его дочь очень больна. — Она повернулась и своими фиалковыми глазами заглянула мне в глаза. — Это правда?
— Возможно. Вы знаете Сэнди?
— Я ее видела. А что с ней?
Мне не пришлось сочинять диагноз. Из кабинета донеслись мягкие шаркающие шаги. Когда Себастиан открыл дверь, секретарша уже снова сидела за машинкой, являя собой постоянство не хуже гипсовой статуи в нише.
Стивен Хэккет оказался благообразным мужчиной лет сорока, моложе, чем я предполагал. Его плотное тело смотрелось довольно элегантно в превосходно сшитом костюме из твида, приобретенном, скорей всего на Бонд-стрит. Он прошелся по мне презрительным взглядом, словно на глаза ему попался предмет мебели, стоящий не на месте. Производил он впечатление человека, который несет бремя своего богатства так же, как иные носят ботинки на платформе.
