Голос транкса обрел чеканность стали.
— Мы совершенно недостаточно знаем об управлении таким полем. Что если мы не откроем способ уничтожения такого поля? Кранг-то явно может это сделать — как именно, я и вовсе не могу себе представить. Но если будет спущено такое неуправляемое поле, то оно просто будет бродить по вселенной, заглатывая… все.
Тут в каюте стало тихо.
— Но, я думаю, на это мало шансов, — продолжал он более бодро, — если наш юный друг не сможет опять активизировать механизм. Не говоря уж о том, — добавил он, — чтобы столь успешно управлять им.
Флинкс уже некоторое время прочитывал грядущее завуалированное обвинение. Он знал, что его требуется опровергнуть. Они не должны думать, что он способен управлять таким угрожающим оружием. Особенно, напомнил он себе, когда он сам не был уверен в этом.
— Я же говорил вам, сэр, я не знаю, что случилось. Машина управляла мной, а не наоборот!
— И все же, — многозначительно сказал транкс.
Было бы легко перестроить мозг инсектоида так, чтобы тот просто принял объяснение Флинкса за чистую монету. Слишком легко. Кроме того, идея преднамеренно вмешиваться в глубочайшие мыслительные процессы другого была слегка отталкивающей, когда мозг, о котором шла речь, был признанно мудрее его собственного.
— Сила, — напомнил он себе, — не знание.
В будущем ему понадобится много последнего.
— Послушайте… — он думал быстро. Теперь это стало легко. — Что касается «управлением» этим устройством, то вы сами говорили, что машина состоит из бесконечных сложных цепей. Коль скоро ее включили, она вполне способна справиться с ситуацией к собственному удовлетворению Я всего лишь послужил чем-то вроде водородной «свечи», включающей КК-двигатель.
— Гм! А как вы объясните, что она предприняла именно такие действия, какие мы увидели и почувствовали?
— Может быть, корабль Никососа сделал движение, истолкованное машиной как враждебное, и она ответила, как положено. Наверно, она просто была настроена и готова, когда я вступил в нее. Я, безусловно, мало отличаюсь от прочих здесь присутствующих. (Ложь!) Вероятно, мой дар, или талант, или как там вам угодно называть его имел к этому какое-то отношение. Вспомните, когда я первый раз вступил в нее, он ничего не вызвал.
— У меня такое ощущение, что к этому имели отношение твои собственные страхи в ту минуту. Да, это правдоподобно.
— Верно, — продолжал Флинкс, благодарный за открывшийся выход. — Я был напуган, когда вошел в него в этот раз… действительно напуган. (Правда!). Машина должна была уловить мое эмоциональное напряжение. Она ведь вдобавок оружие искусства! Вероятно, при этих условиях ее мог стимулировать любой из нас. В любом случае сейчас все кончено, и я не испытываю никакого желания, ни малейшего снова попробовать это сделать! (Смесь правды и неправды!).
— Достаточно, малыш! Ты слишком агрессивен для нашего бедного старческого ума. (Вздор!). На данном этапе я удовлетворен. (Флинкс прочел иное, но это не имело значения). Ты убедил меня в честном и равном словесном бою. Попробуй сыграть со мной в личностные шахматы, и я выиграю у тебя даже веснушки! И все же… Он взглянул на дракончика, а потом опять на Флинкса. — Ты говоришь, что не чувствуешь в себе изменений? Никаких постэффектов?
Флинкс покачал головой с уверенностью, вызвавшей бы гордость у Мамаши Мастифф.
— Нет, я действительно не знаю, что случилось. Мой мозг был… — Он оборвал фразу, когда заборные огни внезапно погасли. Челнок проскочил в свой причальный док в грузовом трюме «Славной Дырки».
— Вот и все, — резюмировал без нужды Малайка.
К большому удовлетворению всех, его трубка догорела.
— Мне очень хотелось бы обсудить все это с вами поглубже, господа, но как-нибудь в будущем.
Он двинулся по узкому проходу между ними и открыл небольшой пассажирский шлюз. Внутрь просочился бледно-зеленый свет из грузового дирижабля.
Добравшись до гравитационной секции, все отправились своей дорогой: Ата и Вульф — в рубку, Малайка и Сиссиф — в свою каюту. Коммерсант еще не пропустил ни капли опьяняющего, но спасся от выкупа и приобрел планету. Даже если он никогда не реализует ни гроша со своего вклада, однако этого вполне хватало, чтобы сделать его слегка пьяным. Двое ученых приготовились возобновить свою бесконечную игру в личностные шахматы, словно никогда и не прерывали ее.
