— Я сказал, хватит. Мечи в ножны!
Ратники с облегчением спрятали мечи. Не очень им хотелось продолжать этот поединок. Один Горазд, оскорбленный как десятник, не находил себе места.
— Беримир! Можно я с ним сам на сам?
— Продолжить осмотр обоза! Бегом!
Старшина подошел к Малюте, почесал затылок:
— Молодец! По правде говоря, думал я, что ты болтал попусту. А теперь даже отроков оставшихся пожалел. Жесток ты в бою, парень, ох и жесток!
Малюта, разматывая с острия кожу, улыбнулся.
— А сам не хочешь попробовать? А, старшина?
Беримир, нахмурив брови, кашлянул:
— Сынок, я бы попробовал, во мне уж давно страху нет. Только ведь с тобой в шутливую не подерешься — с тобой насмерть биться надобно. А насмерть бьются, когда жизнь защищают, жену, детишек. Потому и не буду я с тобой биться. Понял ли ты?
Малюта пожал плечами, пряча меч в ножны.
— Чего ж не понять. Разные мы с тобой, ты за жизнь печешься, а я бьюсь радостно, как в последний раз, до победы. Для тебя бой — это смерть. А для меня бой — это жизнь. Понял ли ты?
Беримир молча разглядывал медведича, размышляя. Лихой, однако, парень, а ведь правду говорит! Такой не сойдет с дороги и перед Богами. Умрет, а не сойдет.
— Тебя как звать-то?
— Малютой кличут, — ратники рассмеялись, услышав имя, — мал я был, когда народился, вот и назвали так. А кто надо мной насмехается, тем я обычно головы откручиваю!
Отроки прекратили зубоскалить, понимая, что он не шутит. Старшина улыбнулся, похлопав Малюту по плечу:
— Ты, Малюта, не серчай. Парни у нас веселые, но незлобливые. А не хочешь к нам на службу подрядиться? Вон в соседнем отряде как раз место десятника пустует. Сотник все определиться не может, кого назначить. А я бы за тебя самому воеводе слово замолвил, у нас такие вои всегда в цене, — старшина втихую подумывал, как бы проигранное вернуть. Поди, за такого рубаку воевода десять золотых отпишет.
Малюта задумался. Два месяца он скитался с купцами в охранниках, много было деревень и городов на их пути. И нигде он так и не отыскал Чернаву. Поклявшись родом своим, не мог он вернуться домой с пустыми руками. Смеяться никто не станет, но и уважения ни от кого не будет. Никак нельзя ему возвращаться. Он взглянул на заснеженные горы, вспомнив десятидневный переход.
— Спасибо тебе, Беримир, за предложение. Подумать мне надобно. Если решусь, то найду тебя, лады?
Беримир улыбнулся, понимая, что попал в точку.
— Подумай, конечно, тебе-то куда торопиться. Некрас здесь меньше чем на седмицу не останавливается. И люди, и скотина должны отдохнуть после перевалов, а то обратно не дойдете. Подумай и приходи к нам.
Старшина обернулся к отрокам.
— Ну хватит там копаться, запускайте обоз.
Некрас уселся на коня и довольный сегодняшним выигрышем крикнул Беримиру:
— Спасибо, старшина, — и улыбаясь, потряс расшитым золотой ниткой кошелем, — за все спасибо.
Он еще не понимал, что, выиграв сегодня пяток золотых, уже проиграл свою жизнь. Через месяц, возвращаясь, домой в Хорезм, преодолев холодные Рипейские перевалы, его обессиленные люди попали под набег разбойных баеджиртов. Сопротивление было недолгим, и поверженные купцы были жестоко убиты кровожадными всадниками. Быть может, не останься Малюта в Асгарде, все случилось бы иначе. Глядишь, и не клевало бы воронье истерзанного Некраса, истекающего кровью. Брошенный в поле с торчащим из живота копьем, он долго умирал, глядя в голубое небо.
В имперских покоях царил полумрак. Четыре узких окна, символически олицетворяющие стороны света, были прикрыты алыми шторами. С восхода сквозь щелку пробивался яркий солнечный луч. Переливаясь пылинками, он освещал роскошную обстановку покоев.
У восточного окна лежал великолепный молебный коврик, созданный искусными рукоделами страны Желтого Дракона. Каждое утро Правитель преклонял на нем колени, вознося молитву Даждьбогу, встающему в небе. Он благодарил Великое Светило за то, что освещает своими лучами грешный Мир, и за то, что согревает его, уберегая от холода.
У полуденного окна стояло золотое изваяние Громовержца Перуна, в руках которого сверкал золотой Боевой Трезубец. Трезубец был даром от южных братьев харийцев, как символ мира с ариями. Боги одобрили этот мирный союз, взяв с харийцев кровавую клятву верности. Трезубец не был боевым оружием. Но стоило взять его в руки и произнести заветные слова, на полдне поднимутся десятки тысяч воинов и устремятся на помощь ариям.
