Она с трудом подбирала слова от негодования. Но наемник смотрел на нее с самым невинным видом.
— Тебе не доводилось пробовать обезьяньего мяса? В Валачии его жарили по праздникам… м-мм! Вот это были пиршества!
Ринда сообразила, что он просто дразнит ее, и закусила губу. Суни затравленно озиралась по сторонам, как будто что-то понимала. Затем поднялась, приблизилась к Гуину и о чем-то взволнованно затараторила.
Тот слушал, наклонив к ней ухо, потом заговорил с ней на том же языке. Суни ответила еще более взволнованно.
— Послушай, Гуин, о чем лопочет эта обезьяна? — спросил Иставан.
— Не называй ее обезьяной, ты… — начала было принцесса, но Гуин поднял руку, призывая к тишине.
— Суни говорит, что обязана нам по гроб жизни и что просто так ходить по пустыне слишком опасно. Она предлагает отвести нас в свою деревню. Племя Раку отблагодарит нас и обеспечит беспрепятственный проход по территории семов в любом направлении.
— В самом деле, Суни? Ты можешь нам помочь? — Лицо Ринды расплылось в улыбке. Девочки крепко обнялись.
— Нас спасут дикари? — Иставан поглядел на них недоверчиво. — Клянусь огненным языком Доала, сроду не слышал ничего подобного! Почему бы нам сразу не кинуться на свои мечи?
— Послушай! — воскликнула принцесса. — Прекрати упоминать имя нечистого всуе, иначе накличешь на нас беду!
— Ха! Не станешь же ты прятаться за камни каждый раз, как кто-то поминает Доала! Кстати, если бы ты попала в злачные места Валачии, то это слово было бы там самым мягким.
— Чур меня! — Ринда быстро сделала защитный знак Дзаноса. Ее брат выглядел так же растерянно, как и она. — Если мы и попали в Носферус, то только из-за твоих проклятий. Почему ты столько ругаешься?
— Скоро сами заругаетесь, — ухмыльнулся наемник. — Вы знаете, что меня зовут Колдовским Мечом, но у меня есть и другое прозвище — Приносящий Несчастья. Где я, там и беда.
— Так я и поверил, — скривился Ремус.
— Именно поэтому, — продолжал Иставан, — дворяне повсюду вызывают меня на дуэль и расплачиваются жизнью, а благородные дамы затевают со мной интрижки, за что вылетают из дворца и из дома… А почему пала Стафолосская Застава? Но у меня есть способность выпутываться из любой переделки. Только на меня одного не действуют несчастья, которые я приношу! Возможно, тут замешана божественная сила. Кто-то опекает меня — может быть, великий Дзанос, а может, старик Дзарн. Или нет, по-моему, за Иставаном приглядывает сам Доал.
— А не отправиться ли тебе к нему прямо сейчас? — спросил Ремус, побледнев. — Твои признания…
Он внезапно замолчал. Гуин и Иставан напряглись. Суни сидела неподвижно. И все глядели на Ринду.
С девочкой что-то происходило. Ее лицо, на котором играли отсветы пламени, как будто стало совсем чужим. Исчезла детская беззаботность, всегда читавшаяся в ее благородных чертах. Она уступила место новой силе, почти что святости. Теперь принцесса походила на жрицу из храма Дзаноса. Темные глаза сверкали, в них отражалась мудрость тысячелетий. Все остальные затаили дыхание, ожидая, что она скажет.
Ринда подняла руку с необычайной для своего возраста грацией и указала на наемника.
— Скоро… — голос принцессы тоже стал незнакомым, более взрослым, резким и почти пугающим, — скоро ты узнаешь, носитель великих несчастий, что они угрожают и тебе. Ты представляешь угрозу для всех окружающих, но вскоре она коснется и тебя. Когда звезда Льва победно засияет достаточно ярко, чтобы стереть с небосклона твою звезду несчастий… только тогда ты обретешь покой. Все беды, которые ты принес Срединным Землям за время своих странствий… не разомкнут объятий до тех пор, пока твоя звезда не растает в рассветных лучах.
Ее бледные веки опустились на глаза, словно тяжелые заслонки. Ринда покачнулась, будто лишившись сил, и прильнула к Ремусу.
— Что это было? — начал Иставан, собираясь посмеяться над случившимся, но внезапно замолчал. Даже не от страха, а от какой-то слабости, в которую повергли его слова принцессы. Он молча уставился на нее.
Здесь, на краю безлюдной пустыни, пространство и время будто бы замерли и навалились на людей всей своей тяжестью. Казалось, что ночи и безмолвию не будет конца. Иставан вдруг ощутил непонятное одиночество, сдавившее ледяной рукой его сердце. Он растерянно огляделся по сторонам, ища хоть кого-нибудь живого из мира людей, но увидел лишь безграничный ночной сумрак. Прямо на него надвигалось лицо жрицы из потустороннего мира с полузакрытыми, словно у маски, глазами. Рядом с ней сидел человеко-зверь, кажется, ее ангел-хранитель, а может быть, идол какого-то странного культа.
