Гиперид, взяв с собой трех воинов и несколько моряков, отправился в деревню, чтобы купить припасы. Ацет послал двоих в дозор на вершину холма, а все остальные, скинув одежду, полезли купаться. Даже пленным, как я заметил, разрешено было зайти в воду, хотя плавать им не позволяли оковы.
Сам я поплавал совсем немного – боялся намочить свои бинты. Я заметил, что лучники отошли как можно дальше от остальных – наверно, не хотели никого из нас видеть хотя бы во время купания.
Когда я вылез на берег, девочка, сидя на камне, сторожила мои пожитки.
Я поблагодарил ее, и она сказала:
– Я боялась, что кто-нибудь возьмет твою книгу, господин мой. Ведь тогда ты бы никогда не узнал, кто ты такой и кто я.
– А кто ты? – спросил я ее. – И почему называешь меня "господин мой"?
– Я твоя рабыня Ио.
Я удивился и сказал, что до сих пор считал ее дочерью той пары, с которой она была скована цепью.
– Я так и знала! – воскликнула девочка. – Хотя мы совсем недавно познакомились с ними, а я твоя рабыня уже давно, меня еще в Фивах даровал тебе Светлый бог.
Я покачал головой.
– Но это правда, господин мой! Клянусь палицей Геракла. И стоит тебе начать читать свою книгу, как ты сразу узнаешь об этом и о проклятии Великой Матери-богини. Конечно, со мной поступили несправедливо – это ты тоже поймешь. – Она показала мне на свою цепь. – Ведь если ты не считаешься пленным, я тоже должна быть на свободе и служить тебе.
Я попытался вспомнить, о чем рассказывала мне утром та женщина, и спросил:
– Эти солдаты взяли нас в плен, когда мы куда-то шли?
– Не эти солдаты, господин. А рабы Спарты. И они избили тебя, а меня изнасиловали. У меня кровь шла, хоть я еще и не женщина вовсе. Гилаейра говорит, что ребенка-то у меня точно не будет, а вот у нее может быть. – Ио вздохнула, должно быть, вспомнив выпавшие на ее долю страдания. Я же не помнил ровным счетом ничего. – А потом мы встретили настоящих воинов, в шлемах, с гоплонами
[64]и копьями. Они заставили рабов Спарты передать нас им. И тогда я спрятала твою книгу – боялась, что ее у тебя отнимут.
Эти воины повели нас в Коринф, но, по-моему, там мы были совсем не нужны – жители Коринфа, как и многие в Элладе, боятся спартанцев, так что они вовсе не хотели принимать пленных, которых афиняне отбили у рабов Спарты.
Однако они и афинян тоже боятся, а воины из нашего города, фиванцы, помогали Великому царю жечь Афины и Коринф, так что коринфяне просто отдали всех нас Гипериду. Он нас тут же разделил, и, по-моему, ты ему особенно понравился. А когда ты подошел к нам и заговорил со мной, я передала тебе твою книгу. Я прятала ее под пеплосом, привязав к телу веревкой. Ты хоть немного почитал ее? Я ведь тебя об этом просила.
– Не помню, – сказал я.
– Возможно, ты кое-что все-таки прочитал, но если с тех пор ничего более не записывал, то теперь это уже не важно.
– Ты очень много знаешь для своего возраста, малышка, – похвалил я ее, надевая хитон.
– Ну это мне не больно помогло. Вот в Фивах моими хозяевами были действительно очень милые люди. А здесь самое большое удовольствие для меня после такого "путешествия" – просто выкупаться. Может быть, ты попросишь Гиперида и он разрешит мне снять эту цепь?
– Но ты же не можешь снять эту цепь сама, это все-таки не сандалии.
– В том-то и дело, что могу! У них цепи для крупных мужчин – непокорных матросов, пленных варваров и так далее; они слишком велики для маленьких девочек вроде меня. Если постараться, не так уж трудно вынуть из кандалов ногу. Я уже вынимала – вчера ночью.
– А ну-ка покажи.
Она положила ногу на ногу и, высунув язык, стала возиться с кандалами; они действительно были слишком велики для нее.
– Когда нога чуточку влажная, получается лучше, – сказала она. – А теперь еще и песок попал.
– Ты так кожу себе сорвешь.
– Не сорву. Господин, придержи вот здесь, пожалуйста, а пятку мою прижми большим пальцем. Так, теперь тяни.
Оковы легко свалились с ее тонких щиколоток, точно расстегнутый ножной браслет.
– Ты, должно быть, пошутила, когда сказала, что не можешь сразу вынуть ногу, – сказал я. – По-моему, достаточно тебе было сделать шаг, и цепи остались бы на песке.
