А вот меч у Фаретры очень странный. Такой же серповидный, как у меня, но внешний его край тоже заострен. Если отрезать половину от меча, напоминающего формой лист, то как раз и получится меч амазонки. Мне представляется, что такой длинный и легкий клинок очень удобен для всадника.
Какой-то крестьянин привез нам дрова на своей телеге. Горящий костер, на котором можно приготовить горячую еду, улучшил у всех настроение.
Эгесистрат заплатил за дрова два обола, что, по-моему, очень дорого. Он сказал Элате, что крестьянин обещал еще привезти нам вина и молодого барашка, так что у нас, видимо, будет неплохой ужин. Ио говорит, что мы давно не ели как следует. Да и раненой Фаретре мясо тоже пошло бы на пользу.
Эгесистрат рассказывал, что тот фракийский город называется Кобрис, а тамошнего царя зовут Котис
[184]. Некоторые жители Кобриса выглядели, по-моему, как настоящие эллины, хотя несомненно были фракийцами. Нас охраняет дюжина конников; иногда они съезжаются по двое, по трое поболтать, но командир заставляет их вновь рассыпаться цепью. Я решил, что поем вместе со всеми, а потом притворюсь, будто заснул; там посмотрим, насколько бдительно эти фракийцы нас сторожат.
* * *
Не желая открывать свои намерения, но стремясь выяснить, насколько задуманное мною может быть опасным, я спросил у Эгесистрата, что уготовано мне Судьбой в будущем. Он улыбнулся и сказал, что гадание – не самый плохой способ скоротать вечерок. Ио тоже загорелась желанием узнать будущее, и Эгесистрат обещал и ей погадать при условии, что она будет ему помогать, пока он гадает мне.
Она с готовностью согласилась, и он достал из своего мешка маленькое зеркальце, протер его солью и совершил возлияние вином в честь Богини любви (зеркала находятся в ее ведении, как он нам объяснил), а потом велел Ио принести из костра горящую головню. Сев спиной к огню, он некоторое время наблюдал с помощью зеркала за звездами – во всяком случае, так мне показалось. На небе нынче ночью есть облака, хотя оно и не полностью закрыто; клочья тумана наползают порой, закрывая луну и лицо той, которая ее держит.
Когда Эгесистрат наконец удостоверился, что все в порядке, то научил Ио простенькому заклинанию и велел ходить по кругу и повторять эти слова, высоко держа горящую головню и шагая в такт им. Элата тихонько запела другое заклинание; пела она почти неслышно, но звук ее голоса, казалось, заполнил все вокруг, раздаваясь во мраке ночи, как завывание ветра. Вскоре четыре амазонки уже били в ладоши в такт пению, поддерживая ритм, а пятая натянула лук и стала пощипывать тетиву, как струну, придерживая ее пальцем то выше, то ниже. Чернокожий и еще две амазонки постукивали в такт деревяшками.
– Мечи, – бормотал Эгесистрат. – Вижу мечи. Ты подвергаешься большой опасности, которая станет еще сильнее. Много мечей, длинных и острых!
Я спросил, погибну ли я.
– Может быть. Но я вижу богов рядом с тобою; многие из них улыбаются.
Ника всюду сопровождает тебя. Вот и Губитель тебе улыбается… – Он выронил зеркало. Ио остановилась; все остальные замолкли. Элата бросилась к Эгесистрату.
– Что ты увидел? – спросил я.
Он вздрогнул, поднял зеркало и повернул его отражающей стороной вниз.
– Свою смерть я увидел, – отвечал он. – Все смертное умирает… Нельзя было допускать, чтобы оно возобладало надо мною…
Было понятно: больше он ничего не скажет, и я не стал принуждать его.
Через некоторое время он заговорил снова:
– Ника везде с тобой рядом, как я уже говорил. Ты можешь видеть богов – во всяком случае, Ио не раз меня в этом уверяла?…
Я отвечал, что не знаю.
– Нику ты не видишь, потому что она стоит у тебя за спиной. Возможно, если бы ты посмотрел в зеркало, как я только что, ты бы ее увидел. Но тебе нельзя смотреть в зеркало. В мое зеркало.
– Да я и не хочу, – сказал я.
– Вот и хорошо. – Он отер лоб пальцами, стряхнув капли пота на землю. – Так, что там было еще? Ты отправишься в далекое путешествие… Я видел, тебя манит Бог Каменного столба
[185], а он – покровитель путешествующих.
Богиня мудрости и Охотница играли в мяч, – значит, каждая из них будет использовать тебя в своих играх. Если сможет, конечно.