Эйдан плотнее запахнул плащ, надеясь, что это защитит его от колючего ветра и горьких воспоминаний. Нагнувшись почти к самому крупу Финна, он стремительно промчался по узкому деревянному мосту, оставив Торквила далеко позади. Вдалеке появились огоньки — из туманной пелены дождя проступали очертания сторожевой башни. Это были огоньки его родного дома, и сердце Эйдана стучало все чаще. В груди теснилось и никак не могло вырваться имя брата, когда отец встретил его на пустынном дворе дома.
Старик служитель угловатыми пальцами привлек к себе Эйдана.
— Я никак не могу найти парня! Мы перевернули все в доме, но…
Эйдан не сводил взгляда с беспокойно бегающих глаз старика. Сейчас были бы бесполезны любые слова, поскольку оба знали, что случилось нечто плохое. Отец вместе с его братом отправились к утесам. Отец и прежде угрожал сыну, да только Эйдан не верил, что человек, в котором он когда-то души не чаял, попытается совершить столь гнусное дело. И даже теперь, когда это оказалось правдой, он все еще убеждал себя, что, должно быть, ошибается.
— Будь осторожен, — сказал служитель. — Боюсь, он сошел с ума. Я не знаю, какая сила вселилась в него. По словам дяди, нечто подобное уже бывало, но, клянусь, такое я видел в первый раз.
Эйдан качнул головой, сжав на мгновение веки, чтобы не заплакать. Ведь он мужчина, да и момент для выражения чувств неподходящий. Натянув поводья, Эйдан решительно повернул жеребца и бросил его в плотную завесу ночи, откуда он только недавно появился.
Когда проступили темные очертания гранитного утеса, Эйдан выкрикнул несколько раз имя брата, но слова утонули в горестном завывании ветра. Глазами, слезившимися от напряжения, он пытался заглянуть за пелену дождя в подступающий сумрак ночи. Но вот вспышка молнии на мгновение осветила рваные силуэты утесов, и Эйдан на скалах разглядел две огромные тени людей, направлявшихся к краю.
Крик агонии вырвался из горла Эйдана:
— Нет, отец, нет!
Эйдан соскочил с коня и, поборов страх, бросился к ним.
— Тебе не остановить меня, Эйдан. Настал день, когда я узнал правду.
Слова Александра Маклауда прозвучали глухо и невнятно. Он дернул Лахлана за руку, и мальчик отозвался криком страдания.
В бессилии и страхе Эйдан подумал, что ему надо было подумать о брате раньше. Зная отца, он вполне мог бы найти возможность защитить брата. Приблизившись, он услышал шум волн, разбивавшихся внизу о скалы, с силой втянул носом острый запах моря, и с его чувств словно пелена спала.
Лахлан хныкал и бессмысленно водил большими от ужаса глазами, а золотистые кудри все так же мило обрамляли его ангельское личико.
— Отец, не делай этого, отдай его мне, — попросил Эйдан.
Злобно тряхнув головой, Александр дернул за руку вновь в страхе сжавшегося Лахлана. Промокшая до нитки белая ночная рубаха прилипла к худосочному телу мальчика, а его босые ступни едва касались земли. Сейчас голубые глаза отца казались черными, столько в них было злобы и ярости. Эйдан лишь сейчас осознал, что нет в мире силы, способной остановить его отца.
— Я отдам его морю, и ты не сможешь мне помешать! — крикнул Александр, отступая по мокрой, отполированной дождем глине.
Нога скользнула, и, пытаясь сохранить равновесие, он взмахнул рукой, только что державшей за руку Лахлана.
Движения отца вдруг показались Эйдану замедленными, словно в кошмарном сне. Он рванулся вперед и, схватив брата за оставшуюся протянутой руку, оттащил его подальше от отца. Эйдан крепко прижал к себе дрожавшего мальчика и поспешил отступить с ним от опасного обрыва. Он мог бы поклясться, что видел, какой бешеной злобой налились глаза его отца в тот краткий миг, когда он, оступившись, падал назад и молотил руками воздух в надежде удержать равновесие. С душераздирающим криком Александр исчез в темной бездне провала.
— Отец! — крикнул Эйдан, отталкивая за спину брата и бросаясь к краю обрыва, за которым каким-то непостижимым образом завис на скале Александр.
Наконец он почувствовал, как его пальцы обхватили костистую руку отца. И почти сразу ощутил, как на руку навалилась невероятная тяжесть и мышцы противно задрожали. Эйдан попытался вбить носки своих сапог в размокшую глину, но почему-то не почувствовал удара. А меж тем острые камни дюйм за дюймом скребли по груди Эйдана — отец своим весом неминуемо тащил его за край утеса.
