– Можешь, – рассмеялась она. – Регент, прошу, держись со мной как с обычной женщиной, а не как с дочерью куншина.
– Да, госпожа. Я буду очень стараться.
– Хорошо. Итак, насчет моего пребывания здесь. Мой отец уверен, что я не должна всю свою жизнь проторчать в Аманомори. ДайСан с ним согласен. Я здесь для того, чтобы учиться. Именно поэтому, понимаешь ли, всякие официальные встречи пользы не принесут. Честно говоря, я не хотела бы, чтобы всякому было известно, кто я такая.
Мойши рассмеялся.
– Ты поставила перед нами жутко сложную задачу, Чиизаи. В Шаангсее трудно утаить такие вещи.
– Как поживает ДайСан? – спросил Эрант.
– Он здоров и счастлив. Мой отец рад, что ДайСан с ним рядом. Они почти не разлучаются сейчас. Часто вместе выезжают из замка и по много дней ездят себе на воле, сопровождаемые одними ржанками.
– Рад слышать это.
– ДайСан велел спросить о твоих ранах, но, как вижу, в этом нет нужды. – Она только раз глянула на его искусственные алые ноги, когда ступила на берег.
Они были у основания пирса и готовы были погрузиться в водоворот бешеной деятельности порта. За ними грузчики разгружали багаж Чиизаи под руководством буджунских моряков. Ни капитана, ни штурмана не было видно, что показалось Мойши странным.
Однако не было времени на подобные раздумья, поскольку Чиизаи уже тащила его в сутолоку порта. Ее кожа, как он заметил, когда она обернулась, чтобы потянуть его вперед и широкий рукав ее платья на миг задрался, слегка загорела. Это тоже было необычно. Буджунские женщины гордились своей белой нежной кожей, и, как рассказывал ему ДайСан, на городских улицах и в дождь, и в ясную погоду было полнымполно бамбуковых зонтиков.
Толкотня кубару, запах пряностей, мучная пыль, облаком стоявшая в воздухе, крики, обрывки песен – как будто вступаешь в волны беспокойного моря.
Казалось, Чиизаи знает, куда идти, поскольку она потащила их в толпу, к дальней стороне гавани. Там, почти прямо напротив пирса Трех Бочек, стоял маленький полосатый белоголубой шатер – прямо у слепой стены харттина.
Они остановились у входа в шатер, и она спросила:
– Что это за место?
– Это шатер шиндай, госпожа, – сказал Эрант.
– Шиндай, – повторила она, словно пробуя новое слово на вкус.
– Да, так называют местных предсказателей.
– А, предсказатели судьбы. Вот здорово! Зайдем?
Эрант нахмурился. Сам он не любил шиндай, поскольку не придавал значения их прорицаниям. Правда, за исключением того, что они постоянно обдирали как липку своих посетителей, другого вреда от них не было.
– Как хочешь.
Мойши не желал иметь с этим ничего общего. Как только его затащили в шатер, он всем своим видом показал, что хочет поскорее вернуться в харттин к Офейе.
В шатре было темно и уже жарко, но он все же различил женщину с лицом, чемто напоминающим свиное рыло. В остальном она была ничего. Женщина встала и с улыбкой приветствовала их.
– Добро пожаловать, – сказала она. – Пришли узнать будущее?
Она обращалась ко всем троим, но у Мойши появилось неуютное ощущение, что она обращается к нему одному.
– Прелестная госпожа, – сказала шиндай, – пожалуйста, возьмите эту колоду карт и перетасуйте, как желаете.
Чиизаи взяла колоду, перевернула рубашками вниз и одну за другой просмотрела карты. Все они были без рисунка.
– Не вижу, как они могут чтонибудь сказать, – промолвила она, но сделала, как просила шиндай. Затем отдала ей колоду.
Шиндай взяла карты в правую руку лицом вниз. Левой рукой сняла верхнюю карту и перевернула ее. На ней оказалось изображение птицы.
– Ага, – сказала шиндай. – Вы, того гляди, отправитесь в долгое и трудное путешествие.
Эрант рассмеялся.
– Ты малость опоздала, шиндай. Эта госпожа только что прибыла из такого плавания.
– Тем не менее, – твердо ответила шиндай, – карты показывают путешествие. А будущее – это не только что свершившееся.
Она сунула карту под колоду лицом вниз и перевернула следующую. На ней была статуя полуодетого мужчины, расположенная очень странно, среди леса.
– Это вам поможет.
– Что? – спросила Чиизаи. – Статуя?
– Статуя – символ мастерства и красоты.
Шиндай снова достала карту. Трудно было разобрать рисунок – чтото вроде черной пиктограммы на черном же фоне. Но теперь, когда шиндай протянула руку, на карту упал свет, черное исчезло, словно прилив отхлынул, и остался только черный строгий рисунок. Человеческий череп.
