Авенир кивал, соглашаясь, и Шлока уезжал. Шлока не мог подолгу оставаться на одном месте. В его жилах бурлила беспокойная кровь, которая постоянно звала его в дорогу. И хотя он никогда далеко не уезжал от тех краев, где родился, все же сидеть сиднем в Патампуре он был не в состоянии. Хотя раджа и предлагал ему хорошее, сытное место придворного мудреца. Уговаривал, улещивал. Даже показывал ему тайком красавиц, которых сулил своему мудрецу в жены.
Шлока стойко отвергал все соблазны. Одиночество манило его.
— Почему? — Теперь варвар чувствовал себя разозленным и едва ли не обиженным, так что всякое смущение совершенно покинуло его. — Почему это я не гожусь для роли освободителя? К твоему сведению, я уже не в первый раз становлюсь мечом для владыки, который желает избавиться от врагов, а когда-нибудь я и сам стану королем, не будь я Конан-киммериец, иначе…
Он задохнулся и замолчал, сверля Шлоку сердитым взглядом.
Мудрец едва заметно улыбнулся.
— Ты не годишься не потому, что ты — плохой воин. Напротив, я уверен в том, что ты непревзойденный рубака и по-своему честный человек.
Конан отчетливо скрипнул зубами — ему не понравилась оговорка «по-своему», — но ничего не сказал.
Шлока продолжал как ни в чем не бывало:
— Однако Вендия — не твоя родина, и весь твой интерес к этому делу вызван лишь теми сокровищами, что ты сможешь получить из казны Патампура в случае успеха.
— Ну и что? — взъелся Конан. — По-твоему, это нечестно?
— Это честно, — спокойно отозвался Шлока, — но только для наемника. Пророчество, если только оно истинно, относится к человеку, чье сердце принадлежит Вендии. Не к чужаку, сражающемуся за деньги.
— Между прочим, я мог бы за деньги выиграть битву, выдержать оборону или…
— Не продолжай! — Шлока поднял руку. — Прошу тебя, не продолжай. Я знаю, что твои возможности очень велики, Конан. Я понял это сразу, едва лишь увидел тебя. Но ты наемник, а боги редко делают пророчества о наемниках.
— Разве что специальные боги наемников, — пробурчал Копан. — Ладно, твоя взяла. Признаю, что ты иногда бываешь прав, Шлока. Учти, такое признание стоило мне немалых сил. Обычно я весьма низкого мнения об умственных способностях мудрецов и прочей цивилизованной швали…
Шлока хмыкнул.
— Вот мы и поняли друг друга, не так ли? Конан заморгал:
— А что мы поняли? Поясни!
— Поясню, — весело ответил Шлока. — Ты едешь своей дорогой, а я — своей. Я буду продолжать мои поиски, а ты… займешься собственными делами.
Конан пожал плечами.
— Мои дела могут на время стать твоими, если хочешь.
— У меня нет денег, чтобы заплатить тебе, — предупредил Шлока.
— Можно подумать, это ты помешан на деньгах, а не я, — сказал киммериец. — Я проеду рядом с тобой часть пути совершенно бесплатно.
Некоторое время они ехали совершенно молча. Джунгли то подступали к тропе, то почти скрывались за горизонтом, но влажное дыхание тропического леса ощущалось в каждом порыве теплого южного ветра.
— Окружайте!
Громкий голос, прозвучавший совсем близко — и совершенно неожиданно, заставил Конана вздрогнуть и схватиться за меч. Его спутник сохранял полнейшую невозмутимость, только на его лице появилось сонное выражение, как будто он прислушивался к чему-то весьма далекому. Вершина плоского холма, мгновение назад совершенно пустынная, вдруг наполнилась жизнью: десяток всадников с желтыми султанами на шлемах выскочили, словно из-под земли, и впереди них — рослый, статный красавец в дорогой одежде. Парчовый халат распахивался на его груди, позволяя видеть позолоченную кирасу из твердой выделанной кожи.
Развернув коня, Шлока молча поехал прочь. Он не спешил, не пытался уйти от погони. Он вообще как будто не замечал этой помехи. Если воины Аурангзеба представляют себя своего рода стихией — стихией войны и сражений, — и не останавливаются, сметая все на своем пути, то и мудрец может позволить себе подобную же отрешенность. Разве его мысли — не та же стихия? Отчего он должен отвлекаться на воинов, что наскакивают на него, точно псы на льва, и воображают, будто могут его укусить?
— Окружайте! — закричал предводитель в роскошном парчовом халате. — Хватайте его!
