Военно-морской шпионаж. История противостояния - страница 14

«Пока с подводных лодок и на заводе "Вальтерверке" поспешно демонтировали оборудование, Адмиралтейство вступило на путь сознательного обмана. В совершенно секретной телеграмме из Лондона говорилось, что, если русские будут интересоваться уцелевшим оборудованием, офицеры союзников должны тактично отвергать их запросы. Три корпуса прототипов подводных лодок не должны затонуть, однако на вопросы русских следует отвечать, что лодки затоплены, а их механизмы повреждены... Избегать малейшего намека на значимость этих лодок. Довольное маккиавеллиевым вероломством своей "политики отрицания", Адмиралтейство сообщило в Вашингтон: "Нет ни одного важного корабля, который бы попал в руки русских неповрежденным. Нами также захвачены все уцелевшие подводные лодки, важные надводные корабли"».

 Надувательством занимались обе стороны. Советы начали дурачить своих союзников вскоре после того, как Красная Армия захватила немецкий исследовательский центр по торпедному оружию в Гдыне (Польша). После обмена письмами на высшем уровне между Черчиллем и Сталиным англо-американская техническая группа собралась в Польшу. Однако Советы мастерски одурачили союзников: группа выехала по маршруту Швеция—Румыния—Иран и в Польшу так и не попала. В другом похожем случае Советы пригласили англо-американскую группу на освобожденную ими часть территории Пруссии возле Кенигсберга осмотреть захваченное ими немецкое оборудование и сказать после этого, что этот район еще не освобожден Красной Армией. Союзники позднее узнали, что к тому времени в руках советских технических групп были планы всех важных военно-морских проектов в Гдыне, которые были переправлены в Ленинград, чтобы позже стать основой советского военно-морского строительства.

Согласно планам, одобренным в Потсдаме в июле 1945 г. и выполнявшихся Союзной Контрольной Комиссией в Берлине, уцелевшие корабли германских ВМС должны были быть разделены между союзниками. Главнокомандующий советского ВМФ Адмирал Флота Н. Кузнецов рассказал в своей автобиографии о сложностях, возникших на переговорах:

«В середине июня 1945 г. генерал армии А.И. Антонов, начальник Генерального штаба, сказал, что я должен буду выехать в Берлин для участия работе конференции союзников.

На рассвете 14 июля наш самолет взлетел с Центрального аэропорта и взял курс на Берлин.

Мы (маршал Жуков, генерал армии Антонов, Вышинский, который тогда являлся заместителем министра иностранных дел, и я) прибыли 16 июля на только что сооруженную железнодорожную платформу для встречи советской делегации, которую возглавлял Сталин.

Точно в назначенное время к платформе подошел паровоз с несколькими вагонами. Из одного из вагонов вышел Сталин. На нем была обычная серая шинель, хотя он уже имел звание Генералиссимуса. Тепло поприветствовав нас, он не стал задерживаться на станции и направился к машине. Вместе с Молотовым и Жуковым он поехал в Бабельсберг, где находилась резиденция советской делегации.

Хотя на Дальнем Востоке война еще продолжалась, члены делегаций были в победном настроении. Тем не менее, перед главами правительств СССР, США и Великобритании стояли и другие важные и трудные вопросы.

Меня самого беспокоил вопрос о разделе захваченного нацистского флота.

Несмотря на победу и внешне превосходные отношения между союзниками, здесь, в Потсдаме, в отличие от конференции в Крыму, многие масштабные политические проблемы вызвали дебаты. Я отчетливо помню сердитый обмен мнениями между Сталиным и Черчиллем по поводу раздела немецкого флота. Англичанин упрямо не соглашался на равный раздел флота, на чем настаивал Сталин, мотивировавший свою позицию той ролью, которую сыграли советские войска и флот в разгроме Германии.

Очень часто трудные вопросы откладывались «до лучших дней», и делегации переходили к обсуждению других вопросов. Так произошло и в этот раз.