Водяные знаки - страница 18

Шрифт
Интервал

стр.

Пока горючая тоска не давит грудь мою удушьем,
Давай навеки сохраним наш первый пламенный восторг!
Апрельский воздух погрузит в похмелье запахов и звуков
Весь мир, сияющий весной, забывший снега кутерьму…
А мне не видеть глаз твоих хотя бы день — такая мука, —
Не пожелаю никому, не пожелаю никому!

«Весь бешеный ритм её в скважине скрылся замочной…»

Весь бешеный ритм её в скважине скрылся замочной,
Заглянешь туда, эта бездна поглотит тебя.
Любить её можно, однако любить лишь заочно,
По полной бессмыслице сути московской скорбя.
Железо и скорость, бетон и истерзанность звуков, —
Вот чёртово зелье, которое выпьешь с утра,
Шагнув в подземелье, как в вечную с жизнью разлуку,
И станешь едва различим ты, — почти мошкара.
В потоках незримого горя, стеснённости, пота,
Безумия глаз и поступков, в потоке людском (?)
Едва ли отыщешь себе в утешенье кого-то,
Улыбку его, промелькнувшую в море пустом.
Держи кошелёк, береги свои руки и ноги,
Не будь озабочен мечтаньями, будь начеку!
В цепи электрической жизни молекул двуногих
Ты — лишь дуновение страха на этом веку…
А есть города, что проснувшись, не знают волнений,
Их красные крыши вдоль рек по туманам текут,
Там воздух от птичьих весёлых звенит песнопений,
Там люди красивы, а горы покой стерегут.
И вольная воля входящему в мир этот тонкий
С хрустальными снами и чистой живою водой,
На розу похожий, на смех и открытость ребёнка,
Где можно, омывшись свободой, вновь стать молодой.
Но ты не поверишь, но ты побоишься расстаться
С рекламой пустой буффонады и грохотом лет,
Где столько пришлось, чтобы живу остаться, стараться
Бежать в никуда и к Москве сохранять пиетет.

Россия, мать наша

«Мясорубка, кровавый Молох…»

Мясорубка, кровавый Молох,
Большевистское царство грёз.
Плоть народа горит, как порох,
Обратившись в сухой навоз.
Под кремлёвское ликованье,
Под мельканье кровавых лет,
Всё мне чудится отпеванье
Золотых твоих эполет.
Предок мой, неизвестный ныне,
Как народа заклятый враг,
Я ведь тоже в людской пустыне
Твой под сердцем лелею стяг!
Как была здесь твоим «отродьем»,
Так ушла, — сожалений нет.
Благородное благородье,
Вижу блеск твоих эполет!
Над Россией всё те же тати,
Ей прощение — судный час.
Сколько будет ещё проклятий,
Боже правый, помилуй нас!

«Мелькают меноры недель в благозвучие жизни…»

Мелькают меноры недель в благозвучие жизни,
Своими огнями смущая и теша народ.
Мы все припадаем однажды душою к Отчизне,
Да только не всем, как известно, с Отчизной везёт.
До боли сжимается печень «ура» -патриота,
Когда он услышит, что кто-то покинул предел,
Где ни за понюх табака подыхать неохота
Тому, кто о Родине бывшей всем сердцем радел.
«Ура» -патриот начинает завидовать страшно,
Ведь он индивидуум явный, а тот — жидовня.
Неважно, что «тот» был когда-то его однокашник
В советской России, по духу и строю — родня.
И тут начинаются козни словесного бреда,
Мол, вы-то, жиды, где теплее, найдёте всегда.
Вот мы друг у друга обычно сосём до обеда,
А вы даже после едите как люди. Беда!
А кто революцию в наших широтах измыслил?
А кто обобрал нас до нитки? Кто денежки спёр?
У нас даже мысли от горя, как сопли, повисли, —
Эх, взять бы жидов, да из сук этих сделать костёр!
Ребята, ведь вы же «арийцы», вы хлопцы лихие
И вас не заставишь державный вылизывать зад!
Как жаль, что обычно вы в массе безбожно бухие,
За вами приставить бы нужно конкретный   пригляд.
Со свечкою в храме стоите, грехами распяты,
И плачете, слёзы не пряча, в горенье святом,
Чтоб завтра наутро опять, поднимаясь на брата,
Искать себя в проклятом мире и в мозге пустом.
Ищите — обрящете, только не стало бы поздно.
Когда-то и вы были — мудрый и смелый народ.
Но что-то сейчас с вами сталось, — еврейские козни?
Иль с разумом в жизни вам что-то не очень везёт?

«Кто-то должен сказать королю о его наготе…»

Кто-то должен сказать королю о его наготе,
Ведь персоне такой дефилировать голой негоже!
Пусть бы тыкали пальцами эти, и эти, и те,
Но, осклабясь, не трогали тело монарха ничтоже.
Ну, ошибся властитель, поверил, на лести сгорел,
Что ж теперь, попенять ему тотчас газеты горазды!
И остался б любой борзописец весьма не у дел,
Кабы все короли были голы, неумны и праздны.

стр.

Похожие книги