— Сколько он должен?
— Сколько с него? — спросила в свою очередь Замзам мальчишку Ханафи.
— Мозги, язык, похлебка, лепешки, салат и приправы — всего на четыре пиастра[7].
Шуша, не веря своим ушам, вопросительно посмотрел на Гадда.
— Четыре пиастра?!
— Никак не меньше.
Шуша ждал, что Шеххата эфенди опровергнет Гадда. Но бедалага утвердительно кивнул головой. Тогда водонос спросил его:
— И весь этот харч ты один съел?
— Ага.
— И у тебя в кармане ни гроша?
Увидев, что Шуша заколебался, Замзам обрадовалась возможности продолжать расправу над Шеххатой. Она с восторгом заорала:
— Прощелыга и голодранец! Ворюга и сын вора! Не я ли тебе говорила: дай его мне. Я-то из него выбила бы свое!
— Будет болтать! Сказано отпусти — и баста! Получишь свое и так, заплачу сполна, — проговорил Шуша.
Ну и сумма! Целых четыре пиастра сразу! У самого денег не густо… А этот сумасшедший нахал… По всему видно — сроду не получишь с него долга, хоть сто лет минует… Даже если продать всю его одежонку, как собиралась сделать Замзам, то у самого щедрого старьевщика не выручишь больше двух с половиной пиастров. Но иного выхода нет. К тому же наш водонос не привык бросаться своими словами. Отступление невозможно! Проявить столько мужества и благородства перед этой бандой грабителей, перед всеми сидящими и не заплатить, хотя бы сумма была для него огромной? Нет, он не даст повода злословить на свой счет ни Гадду, ни Замзам!
Все молча и напряженно ждали, что сделает Шуша. Шеххата вытянул запотевшую шею, увенчанную седой головой, закрытой истрепанной феской, и терпеливо ждал окончательного приговора. Замзам держала в руке дубинку, в любой момент готовая схватить пресловутого эфенди и содрать с него жалкое барахло. Сейид все еще кипел от драчливого возбуждения, не спускал глаз с Ханафи, своего заклятого врага, чтобы немедленно броситься на него, если потасовка все-таки возобновиться. Но Шуша, наконец, вынес свой приговор:
— Уплачу тебе все, что требуешь… Четыре пиастра… Десять… Хоть целый фунт… Сказал слово — и сдержу. Пусть человек идет куда хочет.
Хозяйка харчевни тяжело вздохнула от разочарования и удивления и зло бросила:
— Подавись ты им! На, бери! Деньги на бочку!
— Давай посчитаем вместе наши расходы. За воду ты должна мне тридцать пиастров. В прошлую пятницу я пообедал у тебя за три пиастра. Сегодня — тоже три. Итого — шесть. Добавь к ним четыре пиастра за этого приятеля. Всего будет десять. Значит, ты остаешься мне должна двадцать.
Замзам вся скривилась от злости. Проблема так быстро и легко разрешилась. А она надеялась, что долг за воду — мертвое дело, Шуша никогда его не получит. А водонос не стал ждать ответа, взял сына за руку и пошел к тележке, позвав с собой Шеххату. Все трое двинулись в путь, провожаемые восхищенными взглядами посетителей харчевни, угрозами Гадда и проклятьями Замзам. Харчевня уже скрылась из виду, а Шеххата все помалкивал. Ему потребовалось немало усилий и времени, чтобы оправиться от потрясения и как-то отблагодарить человека, бескорыстно вырвавшего его из лап кровопийцы.
Но вот аллах сподобил беднягу и развязал ему язык.
— Прости меня, бога ради, муаллим. Стыдоба какая! Не знаю, как и благодарить тебя.
— Чего там, пустое…
— При первой же возможности верну тебе долг. Ведь из петли вытащил. Вовек не забуду…
— Не затрудняй себя, перебьемся. Но пусть тебе сегодняшний случай послужит хорошим уроком. Не ешь в харчевне Замзам больше того, что можешь оплатить. Сам себя под удар поставил. Твоя нынешняя выходка — настоящее безумие. Столько съесть, не имея гроша в кармане?! Ты и вправду забыл дома бумажник?
— Конечно, нет! Нет ни бумажника, ни, тем более, денег.
— Тогда что же тебя толкнуло на такое безумие?
— Попался на удочку.
— Кому?
— Замзам, чтоб ей!
— Каким образом?
— Она, она во всем виновата! Клянусь аллахом, она сама меня толкнула. Сижу это я, значит, в кофейне и спокойно размышляю: где бы поесть немного хоть в долг, а тут она проходит мимо.
— Кто — она?
— Да эта злодейка! Идет по тротуару, переваливается, покачивает жирными бедрами, вся такая пышная, мясистая. А я так люблю толстых! Тут же все на свете забыл и начал ей подмигивать, делать всякие намеки.
