Вале было всего 23 года. Окончив в 1940 году институт, она поработала год врачом участковой сельской больницы. Валя напоминала скорее школьницу старших классов, а не испытанного боевого врача. А ведь эту девочку война обожгла с первых дней! Она прошла триста километров пешком по белорусским болотам, выходя из окружения в составе стрелкового батальона, была контужена и ранена… Сутками не сходя с платформы, неутомимая и бесстрашная, она разгружала и нагружала поезда, подавая пример храбрости и самоотверженности своим помощникам, увлекая их за собой.
Вот встает она в моей памяти в распахнутой шинели с расстегнутым воротником гимнастерки, без ремня. На шее висит фанерный планшет. На планшете нарисована схема погрузки поездов. Под ее началом команда санитаров в тридцать человек.
Вскоре мы создали при госпитале диспетчерское бюро, которое возглавил фельдшер Основа. Моя первая встреча с ним произошла на перроне во время ночной «иллюминации», когда противник засыпал станцию зажигалками. Основа с необычайной живостью и бесстрашием взбирался на крыши с клещами в одной руке и огнетушителем в другой. От него не отставали санитары-носильщики из его команды. С мешками песка они разбегались от него в разные стороны, получив приказание тушить новые очаги пожаров. Спокойно и деловито и вместе с тем дерзко и отчаянно боролся Основа с пламенем. А через несколько часов я увидел его в кругу девушек. Он играл на баяне саратовские частушки. Высоко забравшийся месяц заливал светом госпитальный двор И пушистые липы и молодежь, которая сгруппировалась вокруг Основы, — все это казалось, было так далеко от войны…
Вызвав Основу к себе, рассказал ему, как мне представляется будущая работа диспетчерского бюро. Я не ошибся в своем выборе. Основа, по выражению госпитального остряка Халистова, стал «основой всех основ»: своего рода живым пультом по управлению движением, размещением тысяч раненых, сотен машин, десятков поездов Достав несколько семафоров, он установил круглосуточное дежурство регулировщиков на перекрестках, с моей помощью разработал схему движения машин, рассчитанную на непрерывный поток; была установлена телефонная и личная связь с госпиталями Вяземской группы. Не стало больше бесцельных стоянок машин, заторов, вечных перебранок с эвакуаторами.
Трудно исчерпать тему «эвакуаторы», которой может быть посвящена специальная книга. Жизнь все время вносила коррективы в разработанные нами планы и поставила в порядок дня вопрос о создании прирельсового эвакуационного приемника.
Начальник этого приемника, беспартийный врач, до войны был гинекологом. Пробивающаяся седина на крупной голове с коротко остриженными волосами, многочисленные морщины на удлиненном лице и шее говорили о нелегком жизненном пути. Вначале он показался нам скучно рассудительным и спокойным служакой-педантом. Работал он без шума, ходил, не торопясь, придавал большое значение внешнему порядку, был выдержан и любезен с персоналом и ранеными. И при всем том невозмутим до удивления.
Утренняя смена еще сладко спит, крепко потрудившись накануне, а начальник Прирельсового приемника, поскрипывая сапогами, уже бродит, прислушивается к стонам как будто равнодушным, но на самом деле очень внимательным взглядом поверх очков присматривается к раненым. Когда появляется утренняя смена, он и без информации дежурного персонала знает все о положении в приемнике.
Мелочи, скажете вы? Возможно. Как будто ничего выдающегося не было и в том, что начальник приемника знал имя и отчество каждого из своих сослуживцев — а нас ведь были сотни; что он годами помнил раненых — а их прошли за эти годы многие тысячи. Феноменальная память? Нет, это нечто большее: человеческое внимание к людям. В нашей жизни, полной тревог и забот, в сложной жизни прифронтового госпиталя-комбината, как раз и нужны были такие люди. И как подходила к нему его фамилия — Пчелка!
