Отец Вастос покивал головой и сказал:
— Да, Иль, дурак ты просто редкостный. Парень, да, если девушка видит, что её парень готов произнести эти три слова, но понимает, что его что-то сдерживает, она от него так просто не отцепится и либо заставит парня сказать ей это, либо наёдёт способ, как заставить сказать совершенно противоположные слова. Ты видел когда-нибудь, Иль, как хвостатые обезьяны, живущие на деревьях, перебираются с одного дерева на другое?
А причём тут обезьяны? — Удивленно спросил Иль — Ведь мы вроде бы говорим о девушках.
Отец Вастос усмехнулся и ответил:
— А при том, парень. Ни для одной, ни для другой ты не был тем деревом, на котором им хотелось бы остаться навсегда. Так вот, об обезьянах. Сидит эта бестия на каком-нибудь большом плодовом дереве, которое кормит её своими плодами круглый год, и рано или поздно начинает посматривать на соседнее. Потом подбирается к самому краю своего дерева и начинает изучать соседнее. Сначала одной рукой возьмётся за его ветви, затем другой, потом третьей, потрясёт их, как следует, проверяя на прочность и вот уже всё, вроде бы она готова перебраться и даже четвёртую руку освободила, но хвостом всё ещё держится за старое и потом вместо того, чтобы перебраться на другое дерево полностью, истошно кричит, отбрасывает ветви соседнего дерева от себя и совершая просто невероятный кульбит, хватается всеми четырьмя руками за своё, родное дерево. Но бывает и так, что обезьяна понимает, что ей уже нечего искать на своём дереве, допустим, с него уже вся листва облетела и плов нету, так вот в этом случае она просто берёт и перепрыгивает на другое дерево. Одним махом, не раздумывая и если это дерево ей чем-то не понравилось, то стремглав перелетает на следующее. Так что, Иль, ни эта твоя Таня, ни Илина не чувствовали тебя своим деревом. Я, конечно, могу и ошибаться, но мне так кажется. На моих ветвях уже столько обезьян кормилось, что я, как только у меня выдалась такая возможность, сам на Веду сбежал.
Иль пожал плечами, уже как-то облегчённо вздохнул, улыбнулся сказал своему другу:
— Ну, возможно ты и прав, святой отец. Ладно, хватит об этом, ты мне лучше вот что скажи, мы как, будем останавливаться на перегонах или ну их к чёрту?
Отец Вастос возмущённо воскликнул:
— Это с чего это вдруг мы не должны останавливаться на постоялых дворах и вкушать нормальную пищу? Нет, на ночь конечно лучше отправляться в фургон, но вот о пропаганде идей Всадничества забывать никак нельзя, сын мой, а чтобы тебе спалось спокойно, ты входи в таверну вместе со Свистом и показывай всем, как ты его выдрессировал и не забывай сказать, что твой сокол видит ночью, как сова, и что сон у него очень чуткий, так что он мигом выклюет глаза к тому, кто замыслит что-то плохое против принца, с которым он вместе вырос.
Иль, сдвинув на нос свою широкополую ковбойскую шляпу, энергично закивал головой с сказал:
— Ты прав, отец Вастос, это решение всех мои проблем, тем более, что Свист может тут же подать мне сигнал на коммуникатор. Смешно, как это я раньше не додумался. Свист, ко мне!
Сокол, летавший кругами над двигающимся по дороге фургоном, немедленно прилетел и сел красивую, фигурную загородку в передней части фургона, сел на неё перед Илем и замер, глядя на него пристально и очень внимательно. Всадник погладил птицу-биомеха по горлу и сокол запрокинул голову. Похлопав рукой по верхней части загородки в том месте, где отец Вастос не мог достать его вожжами, Иль сказал соколу:
— Всё, парень, хватит тебе летать кругами, будешь теперь ехать сидя здесь. Над нами и без того уже сотни три спутников летает, так что если нас и ждёт впереди какая опасность, то они нас о ней предупредят, а ты отныне будешь работать не разведчиком, а моим любимцем, точно таким же, как и Принц. — Жеребец, услышав такие речи, тут же обиженно заржал и Иль, погрозив ему пальцем, строго сказал ему — Парень, ты мне это брось. Небось от того, чтобы Свист при тебе и остальных молламах был часовым ты не откажешься, а стоило только мне назвать его любимцем, так ту сразу же обижаешься, в пузырь лезешь. Нехорошо, дружок, мы все одна команда. Так то.
