Он объявил, что крайности в любом направлении в равной мере неразумны; и что хотя с одной стороны жизнь обычного мирского человека, всецело погружённого в свои дела и осуществляющего мечты о силе и богатстве, глупа и недостаточна, поскольку он упускает из виду всё то, что действительно достойно внимания, с другой стороны и крайний аскетизм, который учит каждого совершенно отвернуться от мира, и эгоистически посвятить себя отделению от него и уходу из него, также глуп. Он придерживался мнения, что срединный путь истины и красоты — лучший и самый безопасный, и что хотя жизнь, всецело посвящённая духовности — это и лучший путь для тех, кто к ней готов, хорошая и настоящая духовная жизнь также возможна и для человека, остающегося в миру и продолжающего свою работу для него.
Он основывал свои доктрины исключительно на разуме и здравом смысле; он не просил никого слепо верить во что-либо, а скорее советовал человеку открыть глаза и посмотреть вокруг. Он объявил, что несмотря на все беды и печали мира, великая схема, частью которой является человек — это вечная справедливость, и закон, по которому мы живём — благой закон, и нам нужно лишь понять его и приспособиться к нему. Он учил, что всякая жизнь — страдание, но человек сам причиняет себе неприятности, потому что постоянно уступает желанию того, чего у него нет, и говорил, что счастья и удовлетворённости лучше можно достичь, ограничивая желания, а не увеличивая собственность.
Для этого он сформулировал своё учение самым удивительным образом, поместив всё под определёнными пунктами, которые можно было легко запомнить. На самом деле это тщательно разработанная система мнемоники. В своём общем виде она так проста, что даже всякий ребёнок может запомнить и понять четыре благородные истины, благородный восьмеричный путь и принципы жизни, которые из них следуют. Тем не менее, она разработана так тщательно, что составляет систему философии, которую мудрейший человек может изучать всю жизнь, и всё же обнаруживать, что она бросает всё новый и новый свет на проблемы жизни.
Он анализировал всё почти что в немыслимой степени, как можно увидеть изучением двенадцати нидан, или из перечисления шагов, лежащих между мыслью и действием. Каждая из его четырёх благородных истин представлена одним словом, и всё же у всякого, слышавшего объяснение этой системы, каждое из этих четырёх слов вызывает широкий спектр идей. То же верно и в отношении слов, обозначающих шаги благородного восьмеричного пути, и "великих совершенств",[1] о которых говорится в "Голосе Безмолвия". Все эти совершенства — это просто мудрость, могущество и любовь, проявляющиеся в разных формах. Иногда их насчитывают шесть, но обычно — десять. Шесть перечисляются как совершенное даяние, совершенная нравственность, совершенное терпение, совершенная устремлённость или энергия, совершенная верность истине и совершенная мудрость; иногда прибавляемые к ним четыре — это совершенное смирение, совершенная решимость, совершенная доброта и совершенное отречение.
Буддизм практически исчез в Индии, но оставил после себя поныне длящиеся последствия, и повсюду страна несёт сильный отпечаток этих учений. До его прихода кровавые жертвоприношения, похоже, практиковались повсеместно; даже теперь они встречаются, но сравнительно редко, поскольку Будда учил, что такие жертвы не умилостят никакое благородное божество, и что боги желают скорее жертвы святой жизни.
Если взглянуть в запись тех времён, можно увидеть, что он проповедовал в основном на открытом воздухе, почти всегда сидя под деревом, а слушатели располагались вокруг него на земле, или стояли, прислонившись к деревьям, женщины и мужчины вперемешку, а вокруг толпы бегали и играли маленькие дети. У великого учителя был удивительный голос, великолепно полный и звучный, его личность сразу же привлекала внимание всех, кто слышал его, и он сразу же завоёвывал их сердца, даже в тех редких случаях, когда они не были согласны с тем, что он говорил. Аудитории разогревались до религиозного экстаза; когда говорилось что-либо, что особенно их трогало, они выкрикивали — "садху, садху", что играло роль апплодисментов, и поднимали сложенные руки в приветствии.