Таким образом, все вдруг стало простым и ясным. В языке Геро были отличительные черты и недостатки грамматики снов, которую она тщательно исследовала в своей инвентарной книге. Не было настоящего времени. Таким образом, Геро поняла происхождение своей языковой болезни, причина которой состояла в том, что она все время спит и никак не может из сна пробиться в явь. Геро всеми возможными способами пыталась очнуться, однако все было безуспешно, и она, охваченная паникой, решила, что остается лишь одна возможность освободиться. В двенадцать часов пять минут, как только химический институт опустеет, она поднимет его на воздух и тогда проснется, чтобы умереть, если бодрствует, или чтобы жить, если спит.
– Я должна это сделать, – шептала себе под нос Геро, поспешно шагая по улице Чика-Любы. Тут она заметила, что еще рано и до двенадцати часов пяти минут есть целых полчаса. В этот момент она как раз проходила мимо химчистки, куда в свое время сдала платье.
«Зайду и заплачу, все равно время есть», – подумала она и так и сделала.
– Вот, готово, – сказал ей человек из чистки. – Хочу только обратить ваше внимание, что дело было не в пятне. То, что вы считали пятном, вот здесь, с правой стороны, просто было единственное чистое место на платье…
«Может быть, этот тип и прав, – решила Геро, выходя на улицу. – Черт с ней, с этой правой стороной тетради! Все равно она всегда будет грязнее, чем левая!» После этого умозаключения Геро изменила свои планы, и, вместо того чтобы пойти в институт и ровно в двенадцать часов пять минут взорвать его, она направилась прямо на Добрачину улицу к Симоновичам давать урок французского языка.
Госпожа Симонович победоносно, с чувством удовлетворенного самолюбия и торжественно, как к церкви, подвела ее к улыбке господина Симоновича; возвращение Геро оба восприняли как свою победу, мальчик в присутствии всей семьи был усажен за круглый стол в мрачной гостиной, а третий стул, предназначенный для Качуницы, как всегда, остался пустым. И тут, к ужасу всех присутствующих, Геро придвинула к столу четвертый стул, а в голове у нее пронеслось: «Придется вам переварить мою шутку!»
– Для кого это? – потрясение спросила мать мальчика, и ее улыбка задрожала, как перепуганная зверюшка.
– Это для Леандра, – спокойно ответила Геро, – он приплыл и с сегодняшнего дня тоже будет присутствовать на уроках вместе со мной, Качуницей и вашим мальчиком. Теперь я и Леандру каждое утро варю на завтрак яйцо.
И в этот момент Геро почувствовала, что окружавшее ее колдовство, или сон, или фантазия, кто знает, что это было, вдруг лопнуло как мыльный пузырь.
– Ты что так уставился на меня? – сказала она, обращаясь к мальчику, рассмеялась и в тот же день отправилась в Прагу к брату.
Решение Геро уехать в Прагу и там продолжить образование было совсем не таким внезапным, как это нам кажется. Она уже давно чувствовала потребность изменить образ жизни. Хотя Геро была красавицей с чудной лебединой шеей и из одного ее глаза смотрел день, а из другого ночь, она была одинока. Ей давно уже хотелось из холостяцкой жизни, которую она вела в Белграде, со всеми ее снами, скитаниями и странностями, с четвертым яйцом и третьим стулом, переселиться в упорядоченное семейное существование, возможность которого манила ее из Праги, где обитал ее брат, студент Пражской консерватории Манассия Букур, единственный на свете близкий ей человек. Геро не виделась с ним уже три года, и ей трудно было переносить это, кстати, еще и потому, что последний Букур из их рода давно закончил свой жизненный путь в какой-то каменоломне ровно в двенадцать часов пять минут. Утомленная одиночеством, Геро поддерживала связь с братом в письмах, но эта переписка была, по меньшей мере странной.
Кстати, надо сказать, что у Геро были писательские амбиции, однако никого из издателей ее рукописи не вдохновляли; тогда она решила заняться переводами, и здесь ей повезло больше. Правда, в каждую книгу, которую она переводила, то есть в романы Анатоля Франса, Пьера Лота или Музиля, Геро вставляла какую-нибудь из сочиненных ею и отвергнутых издательствами новелл или их фрагменты, так что в конце концов у нее оказался опубликованным в переводных романах других писателей целый собственный сборник.
