Я также хотел приобрести опыт взаимодействия с людьми, введенными в крайне измененное психоделическое состояние. Делая это, я надеялся развить и отточить мои собственные навыки сопереживания и поддержки, чтобы понимать и, когда это потребуется, направлять в нужное русло сложные и запутанные психические состояния, вызванные приемом препарата. Эти факторы могли оказаться весьма действенными при составлении плана дальнейших исследований или разработке психотерапевтического подхода, в котором бы применялись глубокие психоделические состояния.
Одним из самых важных уроков, которые я получил во время клинических исследований, а также в процессе предыдущего изучения мелатонина, состоял с следующем: необходимо ставить самые простые вопросы, независимо от того, насколько абстрактными, сложными или плохо сформулированными кажутся главные вопросы исследования. Я понял, что когда я ставлю простые пошаговые вопросы, мне не нужен сложный план эксперимента, чтобы ответить на них. Я мог разработать критерии экспертной оценки в этой области, и дальнейшие вопросы, возникающие в процессе исследования, становились все более адекватными и исчерпывающими.
При работе с ДМТ дополнительные трудности заключались в его противоречивой природе и возможном противодействии регулирующих органов, что обусловило еще более продуманный план изучения, выполнение которого могло дать более достоверные результаты — объективные данные в пределах краткого временного интервала и с минимальным риском. Кроме того, 25-летний перерыв в исследованиях создавал определенные сложности в получении разрешения на исследование и его финансировании. В каком-то смысле нужно было заново изобрести колесо: в план клинических исследований следовало включить пункты, которые могли усыпить бдительность представителей разрешающих организаций, ведь им возобновление подобных экспериментов поначалу казалось ящиком Пандоры [111].
Поэтому требовалось ясно изложить, что исследование предусматривает тщательный подбор добровольцев. На этой стадии эксперимента добровольцы, не имевшие опыта приема психоделиков, нам не подходили. Мы не могли рисковать, давая ДМТ людям, которые не имели представления, чего от него можно ожидать, и которые, соответственно, не могли дать осознанное согласие на эксперимент, не обладая достаточной информацией. Согласие, основанное на документально подтвержденной информации, предусматривает, что доброволец в некоторой степени знаком с ожидаемыми эффектами от воздействия препарата, с которыми ему придется столкнуться во время участия в исследовании, такими, например, как тошнота и учащенный пульс. Для экспериментов с ДМТ, который наиболее вероятно и гарантированно вызывал новые и неожиданные мысли, чувства и ощущения, добровольцы, не имевшие психоделического опыта, были нежелательны, и не только потому, что не знали, с чем имеют дело. Даже «ветераны», принимавшие психоделики, знают, что невозможно предугадать, каким будет каждый сеанс. Теренс Маккена говорил по поводу курения ДМТ: «У любого человека, поджигающего трубку, руки всегда дрожат». Таким образом, вопрос, кого выбрать в качестве добровольцев, был ключевым. Я полагал, что нам нужны только те, кто имеет опыт приема психоделиков и при этом психически и физически здоров.
Я считал, что люди, имевшие опыт приема психоделиков, будут меньше подвержены панике в процессе исследования, потому что они знакомы со странностями психоделического опыта, даже если не принимали ранее ДМТ. Фактически, одним из самых важных вопросов, которые я задавал при отборе добровольцев, состоял не в том, насколько им понравились предыдущие психоделические опыты, а в том, насколько негативными были их состояния под воздействием препаратов. Мне требовалось узнать, может ли доброволец ясно выразить свои страхи, попросить о помощи и воспользоваться ею. Например, один из потенциальных добровольцев рассказал мне, что всякий раз, когда он принимает большую дозу грибов, содержащих псилоцибин, он оказывается на крыше здания, не подозревая, каким образом туда попал. Очевидно, что он был неподходящим субъектом исследования: ведь предполагалось, что все добровольцы в течение нескольких часов должны были не покидать больничной кровати и, в окружении различных трубок и проводов, обязательно оставаться соединенными с собственным телом!
