Мы долго говорили в этот вечер. Елена Николаевна рассказывала мне о своей семье. Ее муж, Ярослав Павлович, был астрономом и работал на Луне. Там были сооружены прекрасно оборудованные астрономические обсерватории. Почти полное отсутствие атмосферы на Луне облегчало наблюдения, поэтому можно было с величайшей точностью определять положение планет, комет и астероидов, предупреждать ракетопланы о возможных столкновениях с крупными метеоритами, сообщать о прохождении метеоритных роев, следить за точностью измерения времени, предсказывать магнитные бури — словом, вести важнейшие научные наблюдения и делать ту огромную вспомогательную работу, без которой нельзя было обойтись ни одной межпланетной экспедиции.
Дочь Елены Николаевны, Аня, работала животноводом на одной австралийской ферме. Был у меня еще один прямой потомок, брат Елены Николаевны. Но он вместе с ее мужем находился на Луне.
— С нетерпением буду ждать вашего приезда, — сказала Елена Николаевна, прощаясь.
Я пообещал.
— Но сначала съезжу хоть ненадолго в Москву. Очень хочется посмотреть, какою она стала теперь. Наверное, и не узнать.
Разговор с Еленой Николаевной, ее горячая, энергичная поддержка сразу вселили в меня уверенность. На следующий же день Кинолу достал мне учебник и телевизионные лекции профессора Сахарова — тридцать небольших пластмассовых коробочек.
— Приступайте, что же с вами поделаешь! Но только помните: работать не более трех-четырех часов в сутки и обязательно с перерывами.
— Конечно, конечно! — заверил я его и, тут же вставив первую коробочку в телевизор, перенесся в большой лекционный зал университета.
Профессор Сахаров читал вводную лекцию. Он рассказывал о бессмертном научном подвиге супругов Кюри, открывших радий и давших человечеству новый мощный источник энергии — атомное ядро. Неожиданно рядом с профессором на экране возникла маленькая светящаяся точка, через мгновение она превратилась в яркий шар, затмивший свет солнца. Шар быстро рос, обволакиваясь черной шапкой дыма и белыми сгустками конденсировавшихся водяных паров. Вслед за ним снизу медленно поднималось черное облако, а по земле неслась, поднимая пыль, взрывная волна чудовищной разрушительной силы. Она выворачивала деревья, дробила огромные камни, сметала многоэтажные дома, сеяла смерть на своем пути. В памяти проснулось что-то страшное, что хотелось забыть навсегда…
— Это было первое, проклятое человечеством применение атомной энергии, — донесся голос Сахарова. — Вы видите перед собою снятый замедленной съемкой взрыв атомной бомбы… Но почти одновременно с изобретением бомбы люди нашли способ мирного использования атомной энергии.
На экране появилось здание первой атомной электростанции, хорошо знакомой мне: когда-то я принимал участие в создании этой станции. Теперь она после ряда реконструкций была превращена в музей.
— Вам, конечно, сейчас странно видеть такие громоздкие электростанции с огромными атомными котлами. Они вам кажутся неуклюжими и примитивными. Но это лишь первые шаги человека в обуздании атома. В то время человек напоминал того мальчика, который, выпустив из бутылки сказочного джинна, стоит, испуганный и беспомощный, боясь, что огромная, но слепая сила этого духа обратится против него самого. Но сила разума неизмеримо могущественнее силы физической, и глупые джинны всегда покоряются своему умному и хитрому освободителю. Могучий человеческий гений разрешил чрезвычайно сложную и важную проблему, найдя наиболее удобный и экономичный способ устранения опасности вредных излучений, неизбежно возникающих при ядерной реакции. И это сделало его подлинным властелином атома…
Легко себе представить, с каким наслаждением прослушал я эту первую лекцию! Вероятно, то же самое почувствовал бы Бетховен, если бы к нему через десять лет полной глухоты вновь вернулся слух и он услышал бы свою гениальную музыку.
С этого дня начались мои ежедневные занятия. Конечно, я занимался отнюдь не три часа в день, а все семь, а то и восемь.
Однако с атомной физикой мне приходилось знакомиться не только по учебникам.
Гуляя как-то по парку санатория, я услышал, что меня зовут откуда-то сверху. Я поднял голову и на крыше здания увидел моего партнера по теннису — Ионеску. Он стоял, облокотившись о перила, и махал мне рукой, приглашая подняться к нему. Быстроходный лифт доставил меня на крышу. Здесь, на площадке под навесом, стояло несколько странных машин, отдаленно напоминавших собой обычные кресла, закрытые прозрачными колпаками. По бокам у машин торчали два коротких блестящих крыла. Это были одноместные и двухместные орнитоптеры — летательные аппараты с машущими крыльями. У них не было ни пропеллеров, ни реактивных двигателей, они перемещались в воздухе подобно птицам или насекомым — за счет движения крыльев. Я уже не раз видел их в полете. Они стали одним из самых распространенных видов транспорта.
