— Дрин не правит этим городом, — напоминает Нарьян и мысленно добавляет: «И ты тоже». Говорить это вслух он считает небезопасным.
— Да, он перестал быть правителем, — соглашается женщина.
Нарьян осмеливается подойти ближе, чтобы спросить:
— Что ты там узнала, что тебя так возмутило? Ангел снисходительно усмехается:
— Вы либо забыли, либо никогда не знали, что ярость — это и двигатель эволюции, и ее конечная цель. — Она берет у восторженного последователя кубок с вином, выпивает его до дна и отбрасывает в сторону. Она излучает энергию, которая уже не принадлежит ей. — Мы очень долго пребывали в пути. Но мы не были мертвы, даже не спали. Мы были всего лишь потенциалом. Корабль мчался так быстро, что наматывал на себя время, но и в его замедленном исчислении полет занял не одно тысячелетие. В конце этого нескончаемого пути мы не проснулись, а родились. Вернее, родились другие, похожие на нас, хотя у меня остались воспоминания, словно я пережила все это сама. Тогда они и поняли, что Вселенная создана не для удобства людей. Они оказались в уничтоженной, мертвой Галактике.
Она стискивает Нарьяну руку, говорит тихо и убедительно, заглядывая ему в глаза.
— Миллиард лет назад Галактика, соседствовавшая с нашей, столкнулась с другой, гораздо меньшего размера. В результате столкновения звезды, принадлежавшие обеим Галактикам, разлетелись в разные стороны, потом образовали большое кольцо. Остальные собрались воедино, но все это было уже космическим мусором, не считая прежних плотных образований, переживших катастрофу благодаря своей мощной гравитации. Мы так и не нашли обитаемых миров. Во мне сидит память о планете, разорванной пополам колоссальной приливной силой, с такой эксцентрической орбитой, что в самой дальней точке ее сковывал холод, как на Плутоне, а в самой ближней — обдавало жаром, как на Меркурии. И о другом мире, состоящем из метана, холодном и темном, как сама Вселенная, и скитающемся среди звезд… По космосу носятся миллионы подобных миров. Я помню небесное тело, разбитое на миллионы осколков, которые разбросаны по орбите без малейшей надежды на воссоединение. И таких миров тоже миллионы. Помню и вывернутые наизнанку газовые гиганты — космические смерчи, и планеты, опаленные взрывами своих звезд, обугленные, как головешки. Жизни нет нигде.
Знаете ли вы, сколько Галактик прошло через такие столкновения? Едва ли не все. С точки зрения статистики, жизнь — извращение. Похоже, только у звезд нашей Галактики остались планеты, иначе в других уголках бескрайней Вселенной обязательно появились бы иные цивилизации. Почти не подлежит сомнению, что мы совершенно одиноки и вольны сделать с собой все, что нам заблагорассудится. Нам незачем прятаться, как это сделали ваши Хранители.
Наоборот, надо развернуться и наподдать Вселенной с помощью тех средств, которые позволили Хранителям просто скрыться из виду.
Она сильно сжимает руку Нарьяна, причиняя ему боль, но он терпит.
— Ты не сможешь стать Хранительницей, — говорит он с грустью. — Это никому не под силу. И напрасно ты обманываешь этих невинных людей.
— Мне никого не надо обманывать! Они вняли моему рассказу и превратили его в собственный. Теперь они знают, что могут унаследовать, если им хватит духу. Это будет крестовый поход! — И она спрашивает гораздо тише: — Ведь вы все это запомните?
И тут Нарьяну становится ясно, что она знает, чем все закончится. У него сжимается сердце. Ему бы взмолиться не взваливать на него такой груз, но мольба не может сорваться с его уст. Он прикован к этой женщине, он ее свидетель.
Толпа восхищенным криком провожает платформу, устремляющуюся к летающей резиденции. Платформа откалывает от нее еще один фрагмент. На крышу дворца валятся деревья, сыплются земля и камни. На краю резиденции появляются фигурки, и вниз, на крышу дворца, падает в свете факелов маленькая трубка. Кто-то из толпы подбирает ее, подбегает к Ангелу, кидается ей в ноги. Он принадлежит к низшей категории Заново Рожденных: на его коже отчетливо видны чешуйки с темной каймой, похожие на чешуйки сосновой шишки, жесткие черные волосы падают на глаза, горящие как угли.
