Чатраги надел куртку, с сожалением взглянул на недопитую бутылку и направился к двери. Я последовал за ним, но прежде почему-то сунул в задний карман пистолет.
Штаб гудел, как растревоженный улей. У входа толпились солдаты, расхаживали важно нахмуренные капралы. В маленьком вестибюле и в коридорах кучками стояли офицеры и оживленно переговаривались вполголоса. Увидев нас, они умолкали и провожали любопытствующими взглядами.
У двери в кабинет полковника стояли здоровенные десантники с автоматами наизготовку. За маленьким столом в углу сидел лейтенант Сволч. При виде нас он набычился, но все же кивнул: «Пропустить!»
Первое, что мне бросилось в глаза, едва я переступил порог полковничьего кабинета, было огромное волосатое туловище, с трудом умещавшееся в кресле. Короткие ноги неопитека едва доставали до пола, но зато голова его, размером с медвежью, намного возвышалась над спинкой кресла. Не знаю, возможно, мне помог выпитый спирт, но я спокойно выдержал пристальный взгляд этого кошмарного существа, прошел в глубь кабинета и сел рядом с Чатраги.
Чуть бледный и неестественно прямой полковник сидел за своим столом. Уже знакомые мне два майора и человек пять других офицеров сидели вдоль стен лицом к неопитеку.
— Вот, господин Чатраги, — сказал полковник хриплым незнакомым голосом, — прибыл парламентер.
Неопитек оглядел Чатраги свирепыми кабаньими глазками и шумно вздохнул.
— Что они предлагают? — спросил Чатраги, обращаясь к полковнику.
— Вот об этом мы как раз и говорили перед вашим приходом. Продолжайте, пожалуйста. — Полковник повернулся к неопитеку.
— Вы должны уйти отсюда, — довольно отчетливо пролаяла обезьяна, голос у нее был низкий и гулкий, как из бочки. — Наша территория остается за нами. За это мы обязуемся в течение ближайших пятидесяти лет не напоминать о себе.
Неопитек умолк, прорычал еще что-то неразборчивое и быстро облизнулся.
— А что будет потом, по истечении этих пятидесяти лет? — поинтересовался Чатраги. Лицо его покрылось пятнами, под тонкой кожей на скулах вздрагивали желваки.
— Пятьдесят лет беспрепятственного развития — и мы сможем на равных сотрудничать с вами. Планета достаточно велика, чтобы на ней могли существовать две разумные расы.
Полковник искоса метнул на Чатраги короткий взгляд и зычно откашлялся.
— Понятно, — громко сказал он, посмотрев на майоров. — Мы не можем принять ваших условий. Мы предлагаем вам другое. Вы добровольно возвращаетесь обратно и э-э... будете продолжать заниматься тем же, чем и раньше. Вам обеспечат все условия для э-э... труда, превосходный уход, много вкусной и сытной пищи. В случае отказа, мы вынуждены будем применить силу. Вам дается сорок восемь часов, в течение которых вы обдумываете наше предложение, после чего выходите из джунглей и сдаете оружие.
Неопитек ухмыльнулся, двинул ушами и отрицательно помотал огромной косматой головой.
— Вы ничего с нами не сделаете, — нагло объявил он. — Мы достаточно сильны, чтобы защитить себя. В этом вы уже убедились на примере ваших вертолетов. Их судьба постигнет и вас, если вы не уберетесь отсюда. Мы даем вам двадцать четыре часа.
— Это ваше окончательное решение? — спросил Тадэма. Вид у него был несколько растерянный.
Неопитек кивнул и, запустив лапу за спину, стал громко и с явным удовольствием чесаться. Наступила пауза. Все молчали, завороженно глядя на блаженно похрюкивающую обезьяну. Все это было до того неестественно, что у меня мелькнула мысль: уж не вижу ли я кошмарный затянувшийся сон?
— Я же говорил, полковник, что разговаривать с ними бесполезно, — очень громко и неожиданно, заставив всех вздрогнуть, сказал Чатраги. — Их нужно уничтожать, как бешеных собак.
Неопитек бросил чесаться и пристальным запоминающим взглядом посмотрел на Чатраги. Я незаметно вытащил из кармана свой пистолет и спустил предохранитель и в то же время подумал, что убить косматого парламентера, если им овладеет приступ ярости, будет не так-то просто — очень уж могучим выглядело это существо. Мерно, в такт дыханию, как кузнечные мехи, вздымалась широченная грудная клетка с твердыми буграми мышц, а руки его в области бицепсов были толщиной с бедро взрослого мужчины. Признаться, мне стало здорово не по себе, когда Чатраги резко поднялся, пересек большими шагами комнату и остановился перед неопитеком буквально в двух шагах. Слегка наклонившись и пристально глядя обезьяне прямо в глаза, он властно спросил:
