Чатраги вяло махнул рукой и сказал сквозь зубы:
— А, какая там часть! За все годы несколько полудохлых детенышей и несколько искалеченных в стычке с солдатами взрослых экземпляров. Они чертовски осторожны и умны. И вот теперь, — Чатраги оживился, сел на кровати и, сильно жестикулируя, продолжал, — когда стало ясно, что пять лет потеряно впустую, и теми нерешительными полицейскими мерами, что пытались осуществить федеральные войска, ничего не поделаешь, — только тогда правительство решило взяться за обезьян всерьез. Причем, заметьте, Рэй, вся операция по-прежнему окружена строгой секретностью. Для чего, спрашивается. А как же, что скажут избиратели, если они узнают обо всем, какой шум поднимет мировая пресса! Избежать огласки, любой ценой избежать скандала! — вот о чем пекутся сейчас в первую очередь наши господа сенаторы. А поскольку они никогда не сталкивались ни с чем подобным, то и методы они избирают наиболее доступные их пониманию. Приглашаются полковники, поднаторевшие в мелких пограничных провокациях и разгонах демонстраций, и разрабатываются соответствующие планы А меня, поскольку я остался единственным, кто хоть что-то знает о неопитеках, берут консультантом.
Чатраги вскочил и забегал по комнате, отшвыривая ногами стулья, попадавшиеся на его пути.
— Безобразно упущено время. Никто сейчас даже приблизительно не может сказать, сколько сейчас насчитывается этих обезьян и каков ареал их распространения. Все данные составлены с точностью до трех крокодилов. — Чатраги зло фыркнул и уставился на меня сквозь очки круглыми совиными глазами, словно я был одним из тех господ сенаторов, по вине которых неопитеки доныне разгуливают на свободе. — Верховья Дизары! Великий боже, ведь это сотни квадратных километров хребтов, ущелий и джунглей. Малоисследованная территория. Я представляю, чем это кончится: потопят в болотах с десяток солдат, несколько бронетранспортеров, случайно подстрелят одного-двух неопитеков, вернутся сюда грязные и злые и на том успокоятся.
Он замолчал и полез в задний карман за фляжкой, но она оказалась пуста. Тогда он потащил меня в офицерский бар, расположенный где-то в подземелье, куда надо было добираться на лифте. Там он нагрузился столь основательно, что мне пришлось потом тащить его на себе.
На другой день прибыли еще солдаты. Они толпами вываливались из бронированных недр пузатых десантных вертолетов, тускло отсвечивая на солнце круглыми металлическими головами.
Когда мы с Чатраги пришли на площадку, там еще продолжалась разгрузочная суета. Багровые от натуги солдаты, топоча тяжелыми пыльными башмаками, носили ящики, надсаживаясь орали капралы, поодаль скучающе покуривали экипажи вертолетов — здоровенные мордастые парни с засученными рукавами.
Чатраги некоторое время молча смотрел на все это, потом вдруг остановил проходившего лейтенанта.
— Скажите, капитан, — доверительно понижая голос, начал он. — Ведь все идет согласно плану, не так ли? Тактика и стратегия, верно? Как говорится, по всем канонам передовой военной мысли, а?
Лейтенант так здорово выпучил глаза, что они у него на минуту стали походить на облупленные куриные яйца, сваренные вкрутую.
— Не капитан я, — выдавил он, наконец, из себя. — Лейтенант. Лейтенант Сволч к вашим услугам.
— Какие пустяки, — запротестовал Чатраги. — Ведь вы же будете капитаном, господин Сволч?
— Да, возможно... То есть, конечно, — лейтенант Сволч приосанился и всем видом выразил готовность продолжить беседу с Чатраги.
— Мои познания в военном деле не сравнить с вашими, — продолжал Чатраги, — но я хотел бы обратить ваше внимание на один, не раз уже оправдывавший себя, тактический ход, известный под названием «Троянского коня». В свое время он дал блестящие результаты.
— Это где, в Индо-Китае, что ли? — поинтересовался лейтенант Сволч.
— Совершенно верно, — отозвался Чатраги. — Дело все в следующем: вы оставляете вертолет с десантом в месте, о котором известно, что где-то поблизости прячется противник, и уходите. Через некоторое время появляется неприятель. Увидев вертолет, он подумает, что вы его бросили. Правильно?
