— Ты хоть знаешь, во что впутался? — спросил Нежин.
— Ни во что я не впутывался. Обманутый супруг попросил меня по старой памяти последить за его супругой. Практика, распространенная во всем мире.
— Кто этот Севостьянов?
— Он не назвался.
— Ты последил?
— Последил.
— И что выследил?
— Ничего. Она вышла из дома, зашла за угол, села в машину и взорвалась.
— Когда?
— В понедельник.
— А накануне?
— Накануне ходила в кино. Смотрела очень художественный фильм «Телохранитель» киностудии имени Довженко.
— Какого Довженко? — поинтересовался Каменев. — Который алкашей лечит?
— Судя по фильму, да.
— И все?
— И все. Ни с кем не встречалась. Ходила по магазинам. Присматривала себе место на кладбище. Что еще-то?
— А в Зарайск она, случайно, не ездила?
— Что еще за Зарайск такой? Впервые слышу.
— Молодец, — похлопал его по плечу Каменев. — Хорошо держится француз, а?
— Пименов тоже хорошо держится, — сказал Илларионов. — Возмущению нет предела. Обещал разогнать охрану, которая за его спиной творила безобразия. Уволить Севостьянова, который отвечал за экспорт хайпалона.
— С чем его едят-то хоть, хайпалон этот? — искренне поинтересовался Евгений.
— Полиэтилен хлорсульфированный, попросту — сульфохлорированный, — блеснул эрудицией Илларионов. — Применяется при производстве красок и клеев. Туда — хайпалон, оттуда — краски. Читай: туда — золото-бриллианты, оттуда — валюту.
— Валюту они оттуда не возили, — втянулся в разговор Нежин. — Оставляли на зарубежных счетах. Считай, Женя, что ты надыбал спецканал экспортировки партийных денег, который отдел внешней разведки собирался использовать для оказания помощи левым рабочим движениям. На самом деле — террористическим организациям. «Красным бригадам» — в Италии, «Роте армее фракцион» — в Германии. Канал этот оставался до сих пор незасвеченным, хотя партнер «Альтернативы» — крупнейшая в мире детективная корпорация «Кролл» — занимался денежками КПСС плотно. Партия приказала долго жить, но многие с этим не согласились и решили использовать нераскрытый резерв в интересах самых стойких коммунистов наподобие бывших членов ЦК Пименова и Погорельского, полковника Червеня, уголовника и стукача Севостьянова. Не пропадать же добру — ворованному золоту, бриллиантам, дипрозиту, изобретенному с этой целью в лабораториях ВПК. Да и люди, и связи по всей Европе остались. Сбыт налажен, а за приобретением дело не стало, нужно было только протянуть руку дружбы отечественному криминалу, и «грязное» золотишко потекло рекой. Вполне партийный компромисс, о котором еще Ильич писал: бандиты, фашисты, коммунисты — какая разница-то? Для достижения победы мировой революции все средства хороши.
— Арестовали Пименова? — спросил Евгений.
Илларионов рассмеялся.
— Какой ты скорый! Как бы не так!.. Пименов, естественно, ничего не знает, вроде как ты. Только в отличие от тебя он — депутат государственной Думы. А там вопрос о лишении его статуса депутатской неприкосновенности решать будут долго и, судя по опыту, не решат. Генеральная прокуратура уже не раз пыталась возбудить дела против коррумпированных парламентариев. Рука руку моет, а воз и ныне там. Стойкие ребята, своих не выдают. Нам только мелочь пузатую подбрасывают типа Аракелова, Петрова, рядовых агентов ФСБ, уголовников. Севостьянов мертв, на него пытаются свалить все тяжкие. В прошлой партии из восьмисот туб, которую арестовали в Бресте по анонимному доносу, ни черта не нашли. Когда стало известно о дипрозите, стали вскрывать…
— Что, все восемьсот?
— Семьсот девяносто восемь. Две как в воду канули. Кто их снял? Где? Когда?.. ФСБ? Таможня? Охрана? — одному Богу известно.
— Всплывут, никуда не денутся, — Каменев выбросил окурок.
— Мальчики! — послышался из комнаты Лелин голос. — Пельмени стынут!
— Наливай! — первым подскочил Каменев и поспешил в комнату.
… На Катины пельмени собрались не впервые. Все было как обычно, хотя каждый понимал, что нынешнее застолье организовано по случаю отъезда Столетника.
— Ты хоть там не начинай порядок наводить, — поднял Каменев бокал красного французского вина, принесенного Евгением. — Смотри, нас рядом не будет. Некому твои дела покрывать. Здесь ты свой, а там — один в чужом пространстве.
