Гольдин?.. Кишка тонка, трусоват, при деле живет, как у Христа за пазухой. Зачем ему? На «Руно» претендовать не может, акционеры его не знают, а кто знает — не любит…
Адамов, Кропоткин?.. Смешно. Эти отпадают наверняка: нет концов за пределами России — нет и дела, их фирмы поставлены в заранее предусмотренную зависимость от центра. Да и ленивы, отойдут от кормушки и завтра же сдохнут.
Севостьянов?.. Грабитель и убийца в прошлом, под Богом ходит как никто другой, а Бог этот для него — Язон. Один намек сразу три подрасстрельные статьи ему обеспечит. Нет, Алик предельно осторожен, тени боится, для него дело — щит, он на блесне.
Значит, все же она?.. Но она знает очень немного: что у Язона счет за границей, что есть, конечно, у его бизнеса теневая сторона, а какая — вряд ли догадывается. Известно ей и о связях высоких, да не всех. Хотя и предполагает, что сильны они, если судить по королевским подаркам — камушкам к Международному женскому дню и «девятке» на день рождения… Или все-таки она больше понимает да помалкивает? Закладушничать ей не резон, ни с кем помоложе не путается, это проверено… Неужто лис Севостьянов прав, и от бабы, как ни прикипела к ней душа, придется отказаться?
Кто и чем мог ее перекупить?
Шаги на лестнице застали его в минуту не самых радужных размышлений. Язону хотелось еще побыть одному, успеть сориентироваться до банкета — он давно отрекся от привычки принимать решения под градусом.
— Дьяков и Погорельский, Валентин Иванович. С женщинами и охраной. Спрашивают, — доложил Барракуда.
Язон погасил сигару.
Не меняется провинция. Все те же алкаши, разве что не бьют кулаками в грудь: «Мы, русские!..», поутратили неврастенический блеск в глазах. Другое нынче объединяет: ненависть к правителям (единственная константа всех времен на Руси), цинизм вместо тоски да деградация, с каждым днем набирающая темпы. Всеобщее ускорение свободного падения…
Впрочем, с последним выводом Евгений Столетник не был согласен и падение свободным не считал. Пятый час сидя в дымном кабаке на заводской окраине Зарайска, в том самом, который утром представлялся ему уютным кафе, он думал, что таким народом, должно быть, легко управлять. За соседним столиком спорили о чем-то на бутылку водки, распивали, сшибали друг у друга на новую. Как неуклонно шествие человечества из рая в Зарайск (в ад, видно)!
Русскую преданность зеленому змию он решил использовать в благородных целях.
— По какой, говоришь, чалился? — расплескивая водку, интересовался провинциал с чувством глубокого уважения к иногороднему спонсору.
— По двести шестьдесят четвертой, — ответил Евгений, с затравленностью рецидивиста глядя на собеседника.
— Это че?
— Добровольная сдача в плен.
— У-у… Моджахеддам, че ли?
— Чувихе одной. Пленила глазками, а после напоила и сдала, стервь, — Евгений переждал гогот, приподнял стакан. — Так что, возьмут они меня здесь, как думаешь?
Работяга крупными глотками выпил на халяву.
— Эк-к!.. — крякнул он и куснул бутерброд с ливером. Прочавкав, резюмировал: — Возьмут. Здесь таких, как ты, мульен.
Здесь никак сто первый, зема. Так что перекантуйся у меня до понедельника, а там — прямиком к директору нашему, он общагу выделит и в цех направит.
— Как, говоришь, его фамилия?
— Гольдин. Порхатый. Вешали их мало.
— Сам он, что, тоже в общаге живет?
Тот же гогот означал отрицательный ответ.
— Ак-к!.. Не-е… Сам в столице. Они теперь все в престольной обретаются.
— Ну и зря, — пожал плечами Евгений. — У вас туг воздух чище. Летом рыбалка, поди?
— Какой там, к… матери, воздух — химия!
— А-а… Тогда конечно. В общагу мне обломно. Я тут особнячок заметил у реки. Не сдадут, часом?
Работяга поперхнулся пивом.
— Ты че, офонарел? Это в конце аллейки-то, ниже Челюскинцев?
— Ага.
— Эк-к!.. Спроси председателя. Его дача. Он директором треста был до меня еще.
— Чья, чья?
— Председателя АО, что заместо треста теперь, Пименова.
— Как звать?
— Леха я.
— А Пименова?
— Ты чего, чудило? И впрямь на фатеру к нему проситься решил?
— Почему нет? Демократия.
— Ну, ну. — Собеседник повернулся на сто восемьдесят, ткнул в бок знакомого за соседним столиком: — Мужик, как Пименова величать, не знаешь?
