– Ммм. – Определенно, надо поговорить с Мартиной. – Я привезла его в Чикаго, чтобы со всеми познакомить. Мартине и Робби он не понравился. И оказалось, что они правы.
– Рэйф разбил вам сердце?
– Нет, просто немного ранил. – Чтобы прекратить расспросы, она беззаботно добавила: – У каждого есть по меньшей мере одна несчастная любовь. Держу пари, даже у вас.
Гарек долго молчал. Или их было столько, что он не мог вспомнить, или он ни разу не был влюблен. Интересно бы узнать.
– Моника Александер, – наконец проговорил он. – Я был безумно в нее влюблен.
– И что случилось?
– Она бросила меня, когда умер отец и его компания обанкротилась. Мне пришлось оставить колледж и заняться спасением бизнеса.
– Как ужасно!
– Ничего ужасного не произошло. – Он изумленно посмотрел на нее. – Наверное, со мной случилось лучшее из всего, что могло бы быть. Я сосредоточил все внимание на делах.
– Разве вы не испытывали обиду? Вас бросили в такой момент, когда особенно нужна поддержка.
– Я выжил, – пожал плечами Гарек.
Да, но какой ценой? Наверное, тогда его черты исказила печать цинизма, столь заметная теперь. И он перестал верить людям. Особенно женщинам.
Обед закончился, он отвез Элли домой. Вышел из машины и проводил до наружной лестницы, ведущей в квартиру.
– Завтра в Институте искусств открывается частная выставка. Я договорился о билетах. Заеду за вами в семь.
– Разве симфонического концерта недостаточно? – Слишком уж много времени ей приходится проводить с Гареком Вишневски.
– Я думал, вам нравятся вернисажи.
Конечно, она с удовольствием пойдет, несмотря на свои сомнения. И к тому же, как она может отказаться?
– Конечно. Спасибо.
В помощь Элли для работы в фонде Гарек выбрал яркую, инициативную и очень молодую (ей едва исполнилось восемнадцать) девушку, Стеси Хэтфилд. Элли с удовольствием бы работала с ней, если бы у Стеси не шла кругом голова от Гарека Вишневски.
Собственные чувства тоже все более и более приводили Элли в смущение. Последние недели полторы они с Гареком встречались почти каждый вечер. Она напоминала себе, что у них чисто деловые отношения, но иногда ненадолго забывала об этом. И тогда без сна лежала всю ночь и думала о нем. В галерее Стеси говорила тоже о Гареке. Элли, стараясь удрать от ее болтовни, поднималась наверх – в студию, где делали рамы. Стеси шла за ней и туда.
– Мистер Вишневски лучший работодатель, какого я знаю. – Ее пальцы порхали по клавиатуре компьютера. – Каждый в компании согласится, что мистер Вишневски замечательный. Он щедрый. Я сказала ему, что он мало вам платит, и он обещал удвоить зарплату.
– Стеси, я не смогу ее принять! – сверкнула Элли глазами.
– Прекрасно сможете. Вы ее заслужили. Вы работали как вол.
Это правда. Она трудилась, забывая о времени. Но принять двойной оклад... что-то здесь не так. Если бы мистер Фогель сделал это, она бы не возражала. Но Гарек...
– В субботу вы собираетесь с ним куда-нибудь пойти? – спросила Стеси. – Это его день рождения, знаете? Ему будет тридцать. Вроде бы многовато. Но он великолепен. Я почти не замечаю его возраста.
Почему он ничего не сказал ей?
– Как подвигается каталог для аукциона? – Элли надеялась перевести разговор на другие рельсы.
– Фантастически. Фотографии предметов искусства, которые сделал новый фотограф, потрясающие. Он также сделал снимки мистера Вишневски и миссис Таррингтон. Сестра мистера Вишневски послала их в газеты для публикации. Я так удивилась, что мистер Вишневски согласился. Он всячески избегает публичности.
Элли обычно подавляла желание задать Стеси вопрос о Гареке. Сейчас ей тоже пришлось обуздать любопытство, но она тихо ойкнула. Стеси в большем и не нуждалась.
– С тех пор, как его назвали Самым Востребованным Холостяком, женщины начали охотиться за ним, – с энтузиазмом продолжала девушка. – Я читала в "Чикаго трэмпитер", что одна ворвалась к нему в дом, украла нижнее белье и устроила распродажу. Полиция арестовала ее, но она успела всучить боксерские трусы пожилой даме из Флориды. Он пригрозил "Чикаго трэмпитер" судебным иском. Последнее время они немного поутихли.
