Астролог, в котором заносчивость и крикливость уживалась с робостью и раболепием простолюдина, трясся и скулил, едва не валясь на колени перед грозным ун-баши.
— Конечно,— лепетал он,— конечно, погостить… К родичам мужа, да… Я забыл… Я сам вчера собрал ее в дорогу…
— А теперь ступай в дом, потому что солнце печет немилосердно, а ты раскраснелся и весь в поту,— участливо говорил ему тем временем Конан.— Я провожу тебя. Вот так. Обопрись на мою руку, ты едва стоишь на ногах, многомудрый старец!
Он повел онемевшего астролога через двор, мимо прыскающих в кулаки солдат. Едва Конан и Бахрам скрылись за стеной сада, как во дворе послышалось веселое:
— А у почтенного Бахрама сбежал летающий ковер!
Эти слова были встречены дружным хохотом. Астролог вздрогнул и бросил на Конана умоляющий взгляд.
— Надо было покрепче его привязывать!— снова крикнул чей-то голос, и хохот стал громче.
— Это они не со зла, а единственно лишь от молодости и веселости нрава,— утешил астролога ун-баши.— Мы-то с тобою знаем, почтенный Бахрам, что летающие ковры бывают только в сказках!
Сдав все еще трясущегося старика на руки слугам в доме, Конан вышел в сад и вдохнул его тонкие, пьянящие ароматы. Каждое белое деревце с черной косой ствола напоминало ему Фейру в свадебном наряде, он от души смеялся над незадачливым астрологом, потерявшим из-за своей вздорности одновременно и ковер, и дочь.
Шел к концу Десятый день Гадания, свиток был заполнен и запечатан, завтра предстоял опасный, но долгожданный путь домой. Конан истомился в душном безделии дней и темной тревоге ночей, он радовался завтрашней дороге и близости завершения возложенной на него миссии. Чья-то рука тронула его за плечо. Киммериец развернулся, словно ужаленный.
— Я замечтался и не слыхал, как ты подошел, благородный Магриб ибн Рудаз!— воскликнул он с облегчением, увидев перед собой сгорбленную фигуру звездочета.— Дела ваши завершены, мы можем завтра отправляться домой?
— Да, свиток заполнен и опечатан в ларце,— кивнул Магриб. От пристального взгляда его больших темных глаз киммерийцу, как всегда, стало не по себе.
— Но не об этом хотел я с тобой говорить, когда подошел.
— Тогда о чем же?
— Скажи, ты ведь не верхом выехал из Хоарезма этой ночью?
— Нет,— ответил Конан, удивленный вопросом.
— Тогда как же ты оказался у озера ранним утром? Или ты освободился сам, не ожидая, когда за тобой прилетит посланник Огненноликого Эрлика?
— Кто я такой, чтобы за мной прилетали посланцы богов?— напряженно сказал Конан, пытаясь в то же время угадать: шутит с ним Магриб или и впрямь обо всем догадался.— Я освободился сам.
— Я так и думал,— кивнул удовлетворенно Магриб, развернулся и пошел прочь.
Конан недоумевающее пожал ему вслед плечами. Слова и поступки этого человека были непостижимы для простых смертных вроде начальника отряда туранской армии. «Сующий нос в дела мудрецов теряет его вместе с головой», — повторил про себя Конан старую поговорку.
Проверив, сменил ли Харра караул у ларца в саду, Конан еще раз поел, а после забрался поглубже в тень, накрылся попоной и проспал весь остаток дня. Вечером, когда жара сменилась прохладой, а от костров и печей потянуло запахом плова и хлеба, Конан и Харра уселись с кувшином вина и лепешками на крыше казармы и стали держать военный совет.
Киммериец, проспавший до заката и заработавший на этом головную боль, был мрачен. Они с Харрой сидели спинами к дому, но слышали хохот и выкрики, доносившиеся из внутреннего двора: в ожидании праздничного ужина солдаты потешались над расстроенным хозяином. Рассевшись по пестрым коврам во внутреннем дворике, они убеждали хмурого астролога, что теперь, как никогда, необходимо неусыпно и неустанно сторожить и эти, не то потянутся за улетевшим собратом, как, бывает, улетают домашние гуси, увидев в небе стаю диких. Бахрам в бессильной ярости пытался вытолкать воинов пинками, но те только громче смеялись.
А для Конана час потехи сменился множеством забот. Опасность нападения не исчезла, она лишь усилилась: ведь Мардуф был убежден, что главная помеха — начальник отряда — теперь устранена надолго. Да и Юлдуз оставил немало хлопот своему командиру.
